Безрезультатно.
— Ты можешь сдвинуться?
— Нет, — ответила Стелла. — Но я могу попробовать приподняться, а ты вытащить руку подо мной.
— На счёт три, — скомандовал Марк. — Два. Три!.. А-А-А! Твою мать! — взвыл он.
В глазах потемнело от боли. Рот наполнился слюной, словно его сейчас вырвет.
Этого ещё не хватало!
— Что? — выдохнула Стелла.
— У меня вывихнуто плечо, — сплюнул в сторону смешанную с грязью слюну Марк.
— А хорошие новости есть?
— Да. Мы не задохнёмся. Чувствуешь, откуда-то тянет. Холодом. Слева.
— М-м-м… — понимающе промычала она. — Значит, мы замёрзнем?
— Ну, искать нас здесь вряд ли будут. Даже пыль осядет через день, не раньше. Поэтому для начала мне надо вправить руку. Хорошо, что ты как раз с нужной стороны.
— О, да, — хмыкнула она и закашлялась. — Это плохо, что я не чувствую ноги?
— Хорошо, — соврал Марк. — Зато не больно.
— И то верно. Ну говори, что делать.
— На счёт три ты со всей силы тянешь мою руку вниз, а я тяну плечо вверх. Готова.
— Нет! Стой!
— Три!... А-А-А!
— Блядь, ты не мог бы так не орать? — ворвался в почти угасшее от боли сознание её голос.
— Нет, — выдохнул Марк.
— А ты постарайся. Плечо же на место не встало? Я правильно поняла?
— Да, твою мать, — часто дышал Марк.
По лбу и вискам тёк пот вместе с грязью, кожу щипало. Но это были мелочи, по сравнению с тем, что надо было ещё раз вытерпеть.
— Готов? — спросила Стелла, ухватившись за локоть.
— Нет!
— Три! — скомандовала она.
Сквозь оглушающую боль Марк услышал щелчок. И сразу всё словно стихло.
Надеюсь, я не обоссался от счастья? Такое по телу потекло блаженство и тепло, что Марк чуть не отключился, проваливаясь в небытие. Но не провалился.
— Ну вот. Теперь дело пойдёт, — выдохнул Марк, уговаривая он то ли себя, то ли Стеллу.
Лишь бы этот чёртов лист не лежал у них на ногах. Если у них, конечно, ещё есть ноги. Потому что Марк свои тоже не чувствовал.
Он резко выдохнул, упёрся двумя руками.
— Он приподнялся, Марк! Чёрт, он приподнялся! — крикнула Стелла. — Да! Да!
Марк и сам это почувствовал: когда опускал, лист словно упал. Пускай чуть-чуть, пусть этот зазор был всего в несколько миллиметров, но он был.
Если бы ещё знать во что лист упирается и что-нибудь туда понемногу подкладывать.
Но Стелла лежала на боку, а не на спине как Марк, пытаться её развернуть было, как минимум, опасно, а у одного Марка силы не хватит.
— Давай помогу, — с готовностью выгнулась Стелла и упёрлась в лист плечом.
— Нет, давай снова упрусь я, а ты найди камешек и попробуй просунуть в зазор.
Трудно сказать, сколько прошло времени: оно словно и не шло.
Трудно сказать, сколько попыток они сделали: их никто не считал.
У Марка тряслись руки и больше не держали.
У Стеллы тоже больше не было сил.
Но кое-что им всё же удалось: засунуть крошечный, размером со школьный мелок, камешек в зазор где-то у Марка над головой.
В эту сантиметровую щель задувал ветер. И даже залетали редкие снежинки. Стелла ловила их рукой и оставляла на лице Марка крошечную холодную капельку.
— Надеюсь, мы просто уснём? — спросила она, когда сил совсем не осталось. Ни на что. Даже на мысли, что они смогут выбраться.
— Надеюсь, — ответил Марк.
— Тогда я хочу умереть первой. Не хочу лежать тут в твоей моче, а то ещё в чём похуже.
— Не все умирают так, в своём дерьме, не переживай, — улыбнулся Марк. Прикусил губу до крови, а потом только добавил: — А мы с тобой выберемся, — приподнял голову, прислушиваясь.
— С чего ты взял?
— С того, что нас ищут.
— Кто? — дёрнулась она.
— Мамай. Слышишь?
Они оба замерли. И оба услышали сорванный до хрипоты голос:
— Ма-а-арк!
— Мы здесь! Здесь! — заорали они что есть силы. — Мамай! Мы здесь!
И он услышал.
Сначала выслушал Марка в крошечную щель, что у них была.
Потом они слышали, как он скидывал куски бетона. Они падали с глухим стуком.
Потом щель стала настолько большой, что Марк увидел его покрытое пылью и морщинами лицо.
— Измайлов? — спросил Марк.
— Там, — кивнул Мамай.
— Вера?
— Молодец. Делает всё, как ты сказал. Это всё потом. Сейчас давай ты поднимешь лист и будешь держать, — хмуро сказал он Марку. — А я попробую что-нибудь подставить и забить поглубже, а потом тебя выдернуть. Ты понял?
— Да, — скупо ответил Марк.
Что-то было не так. Иначе первой Мамай предложил бы вытащить Стеллу. Что-то плохое, чего Марк не знал, а Мамай не мог сказать сейчас. При ней.
Он припёр обломок бетона и молча кивнул, отдавая Марку команду.
Марк выпрямил руки, вложив в этот рывок все оставшиеся силы. И в тот момент, когда бетонная глыба снизу врезалась в металл, вдруг почувствовал, что выскальзывает. Что железный лист у ног приподнялся, и сила собственных рук выносит его на свободу.
Подтянулся. Схватился за сильную ладонь Мамая. А потом скривился он боли, корчась в пыли: в затёкшие ноги словно одновременно впились тысячи игл.
Да, он слышал, что это опасно: длительное сдавливание, нарушенное кровообращение, тромбоз. Но это был не их случай. Четыре часа, однажды сказал ему военный врач, бинтуя в окопе раненых. Четыре часа до первых необратимых последствий синдрома сдавливания. А они и часа тут не провалялись. Ну ладно, может, и провалялись. Но он встанет, чего бы ему это не стоило!
