— Не хочу тебя пугать, он очень серьёзно рассчитывает. И совсем не на половину, — выдохнул Вестлинг.
— Это отец Алексея? Управляющий моим фондом? Он убил моего отца?
— Нет, — покачал головой Ян. — Его двоюродный брат. Лев Измайлов.
Лев Измайлов? Вера нахмурилась, напрягая память.
Нет, это имя ей ни о чём не говорило. Ни мать, ни отец, ни сам Алексей никогда его при Вере не упоминали. Возможно, умышленно. Возможно, Вера просто не запомнила, потому что не придавала значения этим разговорам.
Брат.
— Значит, человек, который убил моего отца, ждал тридцать лет, чтобы получить его акции?
— Не просто ждал, на проценты с прибыли фонда он основал собственную инвестиционную компанию и последние годы безбедно живёт в Америке. Всего лишь на проценты, — подчеркнул Вестлинг значительность суммы, о которой идёт речь.
— Но для того, чтобы получить всё…
Вестлинг подал ей полный до краёв бокал, давая понять, что ей лучше выпить.
— Он хочет убить и меня?
Адвокат развёл руками.
Под его спокойным взглядом Вера осушила бокал до дна. Поставила на стол.
— Но кто? Чьё это было решение — мой развод? Кто та сторона, что решила заступиться за меня?
— Герман Реверт, Вера. Он был серьёзно болен и знал, что случится после его смерти. Знал, что с того момента как ты вышла замуж за Измайлова, всё изменилось. Что он уже не сможет тебя защитить, когда тридцать лет истечёт, а он умрёт. И сделал всё, чтобы за него это сделали другие, преданные ему люди. Его друзья.
— Выходит, убийца моего отца получил шанс, только когда я вышла замуж за Измайлова?
По спине у Веры пробежал холодок. Ну, конечно! Племянник, член семьи, да ещё такой, отобрать у которого что-то не сложнее, чем игрушку у ребёнка — отличный кандидат ей в мужья. Да он и сам отдал бы дяде что угодно, как отдал Веру Вестлингу, едва запахло жареным. Отдал и не поморщился.
— Пока я не вышла за него замуж… — как от толчка землетрясения, пошатнулась земля под её ногами.
То ли от открывшей истины. То ли от выпитого шампанского.
— Пока Марк тебя не бросил, — прозвучали слова Вестлинга безжалостно, как приговор.
Эти слова, первый раз произнесённые вслух не Верой, первый раз услышанные со стороны, прозвучали как удар кнута по обнажённой спине. Она дёрнулась и, словно открыв глаза, вдруг поняла: на том эшафоте, где она себя всё время чувствовала, стоит не крест праведницы и великомученицы, а позорный столб, который она заслужила.
Не Марк её к нему приговорил, она сама.
Господи, она так долго искала ответы на свои вопросы…
И наконец нашла.
— Нет, — покачала Вера головой. — Не Марк. Я сама приняла решение выйти замуж за Измайлова.
Она — сама.
Вера опёрлось рукой о стену: показалось, что ноги держат её плохо. И вдруг увидела приоткрытую дверь.
— Тут даже кабинет есть? — удивилась она.
На большом столе лежали документы. В принтере — распечатанные листы. В открытом сейфе — деньги и, кажется, пистолет. А в стеклянном шкафу — белая гипсовая статуэтка.
Это могла быть чья угодно работа: Микеланджело, Бернини, Людовизи.
Это мог быть кто угодно: Давид, Арес, Писающий мальчик.
Но этот одинокий белый гипс в пустом шкафу словно качнул земную ось, в один момент разрешив все её сомнения.
Сорвавшись с неверной орбиты, стараясь удержаться на которой, Вера прилагала столько усилий, её планета бессовестно ушла в открытый космос и взяла курс к единственной звезде, что знала. Подчиняясь единственному закону, что сейчас работал — закону всемирного тяготения любящих друг друга людей.
— Это же президентский номер. А президенты обычно трудоголики, — подошёл Вестлинг. Словно невзначай закрыл кабинет. — Но мы здесь не затем, чтобы работать, — предложив закончить с вопросами и заняться тем, ради чего они сюда пришли, коснулся её волос.
Он вкусно пах. Был идеально сложен. Но когда толкнул её бёдрами к стене, Вера закрыла глаза и судорожно сглотнула.
На стену с двух сторон от неё легли его руки. Её губ коснулось его горячее дыхание.
Но он остановился.
— Я не сделаю ничего, чего ты сама не захочешь. Не надо меня бояться.
— Я не боюсь, — открыла глаза Вера, чувствуя, как они наполняются слезами.
Его благородно обветренное возрастом лицо было так красиво. И так близко.
— А твоё сердечко говорит об обратном. Бьётся как у испуганного зайчонка.
— Это не страх, — набрала воздуха в грудь Вера и осторожно выдохнула.
— Это ужас? — коснулся Вестлинг пальцем её щеки. Нагнулся ближе. — Обещаю, мы это исправим…
Его губы накрыли её. Заботливо, но уверенно.
Его руки, коснулись её талии, и заскользили по телу, прижимая к себе.
В неё толкнулся его пах. Горячо и упруго.
Вера вжалась затылком в стену.
Нет! — сначала вспыхнуло в мозгу.
А потом она упёрлась руками в его грудь:
— Ян, пожалуйста!
Он отступил в ту же секунду, с недоумением глядя как она смахнула слёзы и проскользнула мимо него.
— Прости, дело не в тебе. Ты безупречен. Уверена, лучше всех. Но я, — на ходу говорила она, забирая сумку, доставая из шкафа пальто и вытирая слёзы. — Я так виновата перед ним…
— Что? Прости, я не понимаю, — качнул головой Вестлинг.
— Я не должна была… — пятилась Вера к двери. — Не должна была выходить замуж… Я его предала… Предала всё, что было между нами… Всё, чем дорожила… Себя, его… Этой девочке больной, слепой, обожжённой хватило сил любить. Мужественно, стойко. Безответно. Любить одного мужчину. Всю жизнь. А мне — нет… Я отреклась… Я перестала ждать… Понимаешь?
Конечно, он не понимал.
Но это было неважно.
— Вера! — крикнул Вестлинг, когда она выскочила в коридор и чуть не сбила тележку с ужином.
Но она не обернулась. Ей было всё равно. Потому что знала, где сейчас должна быть.
И кому сказать эти слова.
Потому что впервые с того дня, как Марк вернулся, она знала ответы на все свои вопросы.
Глава 30. Марк
Звонок в дверь прозвучал резко и непривычно — за все дни, как Марк вернулся, к нему ни разу не приходили гости. А, если кто и приходил, то сначала ему звонила охрана, и к тому времени, как гость поднимался, он уже сам открывал.
Но сейчас звонили во входную дверь.
