Ванька удивлённо хлопал глазами, глядя на пацана. А тот, видя к себе такое внимание, и рад был стараться.
— Он отцу не родной. А тот другой, что родной, плевать на него хотел.
Марк покачал головой и едва сдержался не отвесить пиздюку люлей для профилактики, чтобы не повторял за тупыми взрослыми глупые сплетни.
— Это кто же тебе такую хр… ерунду сказал? — усмехнулся Марк.
— Тут все это знают, — вытер нос кулаком в доску свой местный пацан.
— Как это другой? — растерялся Ванька.
У подъезда Мамай спорил с Вериной мамой. Но он бы был не Мамай, если бы не уговорил. Она перестала махать руками как испуганная квочка и теперь просто сверлила Марка глазами.
Простите Ирина Николаевна, мысленно ответил ей Марк, но нравится вам или нет, а ребёнок мой.
— Так и другой, — пояснил пацан и повернулся к Марку, видимо, решив, что тот на его стороне. — А ещё он сказал, что у него такой настоящий мотоцикл будет. Отец ему купит, — и заржал.
— Так почему бы и нет? — ответил Марк, не поддержав веселье.
— Потому что так не бывает, — с бывалым видом снова вытер нос мальчишка. — У него и отца-то нет, — гордо развернулся пацан и пошёл по своим детским делам.
— Есть у тебя отец, парень, — положил на плечо растерянному Ваньке руку Марк.
Но того тут же окликнула бабушка.
— Ванечка, пошли домой. Пошли, детка, нужно собираться. Скоро мама приедет.
Ванька повернулся к Марку и посмотрел такими несчастными глазами, что Марк прикусил изнутри щёку до крови.
Мысленно выругался, когда Ванька послушно побежал к бабушке.
Если бы не дети кругом Марк звезданул бы сейчас куда-нибудь кулаком.
— Куда они собираются? — бросил он на ходу Мамаю.
— На встречу с Измайловым.
— Сколько у нас времени?
— Минут двадцать.
— Успеем!
Марк хлопнул дверью и с такой скоростью выехал со двора, что машину занесло на повороте.
Когда в следующий раз он здесь оказался, на нём был чёрный гоночный шлем, а под ним — чёрный как сама смерть и агрессивный Сузуки R-600 «Джиксер».
Он остановился возле подъезда. И тут же вокруг собрался весь двор. Мальчишки постарше, мальчишки помладше.
Кто понимал, задавали вопросы по делу:
— А сто километров в час за сколько набирает?
— За три секунды, — ответил Марк.
— А максимальная скорость?
— Двести пятьдесят километров в час.
— Ни хрена себе!
А ещё тормозная система с четырёх-поршневым суппортом на переднем колесе и двух-поршневым на заднем, что делают торможение быстрым и плавным, отменная управляемость, безотказная работа. Но всё это Марк не сказал. Он был благодарен отцу, что тот не продал этот мотоцикл.
— А прокатите? — спросил всё тот же ушлый пацан. Растолкав всех, он пробился к нему ближе всех.
— Прокачу, — повесил Марк на руль шлем.
Пацан ошалело улыбнулся. То ли потому, что его узнал. То ли потому, что подумал, что прокатят его.
— Марк! — выдохнула Вера, выйдя из подъезда с Ванькой за руку.
Она не могла не помнить мотоцикл, на котором он проехал хренову кучу километров за ночь под дождём — к ней. А потом столько же обратно, чувствуя, как крепко обхватили его её руки. Но сейчас это было неважно.
— Привет! — подмигнул Марк Ваньке и протянул руку. — Помнишь меня?
Тот кивнул. Оглянулся на маму, спрашивая разрешения.
— Иди, иди, — сцепив зубы, прошептала Вера.
Марк посадил сына перед собой.
— Тут кто-то сказал, что твой отец никогда не купит тебе настоящий мотоцикл, — намеренно громко сказал Марк. — Так вот, сынок, он твой!
Прибавил газ, и они потихоньку поехали.
Глава 21. Марк
— Ты же понимаешь, что так делать нельзя? — размахивала руками Белка, мечась по кухне как настоящая белка. — Что взрослые люди так не поступают? Зачем ты это сделал?
Марк стоял у кухонного окна, глядя вниз, где оставил мотоцикл, Мамая и Ваньку и видел, как тот был счастлив. И от этого переполнявшего ребёнка счастья и у него всё распирало изнутри.
— Что из того, что я сделал, зачем?
— Зачем сказал, что ты его отец?
— Потому что это правда.
— Нельзя так с детьми.
— Да неужели? — резко развернулся Марк. — Только пока ты его от всего ограждаешь, там во дворе ему уже всё популярно объяснили. Что ты его нагуляла, что родной отец его бросил, а неродной вас выгнал. И это только то, что сказал лично мне шестилетний пиздюк. А кроме этого, наверняка, уже ходят такие слухи, что потом ребёнок вовек не разберётся что хорошо и что плохо, и что из этого правда. Это не котёнка приучать к лотку, Вера, — засунул руки в карманы Марк, глядя на забившуюся под стол кошку, за которой Зойка так пока и не приехала. — Не будет так, что ты постепенно его отучишь от Лёхи, а потом не спеша объяснишь, что я его папа и приучишь ко мне.
— Это… — покачала головой Вера, — … неправильно. Грубо. И типично по-мужски. Не посоветовавшись со мной.
Больше всего на свете сейчас Марк с ней хотел поступить так же, не посоветовавшись, типично по-мужски: заткнуть поцелуем, прижать к стене…
Но за дверью маячила её мать, словно стражник. И Марк задницей чувствовал — рано. Белка ещё обижена, растеряна, сердита. И не разобралась в том, что чувствует. В лучшем случае, он опять получит пощёчину, в худшем — по яйцам и, может быть, так, что не будет у них больше детей. А у него как-то были другие планы.
Он вспомнил, что она беременна от Измайлова и сцепил зубы. Как же хотелось ей сказать: «Пусть. Мне всё равно. Он вырастил моего ребёнка, я безоговорочно приму его. Но тебя я ему больше не отдам». Но это будут слова, что упадут в пустоту.
Слова — это всё, что у них сейчас было.
Слова. Он их столько ей задолжал.
— И какой пример ты ему показал? — упёрла Вера руки в бока.
— Пример, который понимают все пацаны. Ты крут, если у тебя есть спортивный мотоцикл или убойная тачка, и самая красивая девчонка на районе — твоя. Завидуйте молча, — развёл он руками.
— Ненавижу тебя, Реверт, — прошипела она.
— А я тебя люблю, Белка, — всё же прижал он её к себе, хоть она и вырывалась. — Больше жизни, родная, — прошептал на ухо. — Тебя и нашего сына. И обижать ни тебя ни его не позволю никому.
— Да, ты и сам с этим неплохо справляешься, — оттолкнула его Вера.
