Но тут, пожалуй, имело смысл с ним согласиться. Сзади вроде больше не слышно было треска веток и рева ктулху – похоже, кровопийцы решили бросить погоню за слишком шустрой добычей. А вот то, что таилось в избах хутора, вполне могло ударить нам в спину, как только мы вновь углубимся в лес. К тому же не люблю я тех, кто занимается расчлененкой людей. И не потому, что излишне сердобольный и жалостливый, в Зоне такие не выживают. Просто не хочется однажды оказаться в роли расчленяемого. Больно это, выглядит отвратительно и вообще совершенно ни к чему.
– Согласен, – кивнул я Томпсону. – Я вперед, ты меня прикрываешь.
– Ну уж нет, – упрямо мотнул головой полицейский. – Ты и так всю дорогу первым лезешь. В Зоне ты, конечно, профи, но проникновение в подозрительные здания – это моя непосредственная работа на Большой земле.
Понятно, что при виде отрубленных голов и конечностей полицейский завелся не на шутку. Похоже, что-то глубоко личное задела эта картина. Ну я и не стал спорить. Начнешь настаивать, того и гляди хребтом о землю приложит, а мне мой позвоночник дорог как память.
Я кивнул, и Томпсон ринулся вперед. Мощным ударом ноги вышиб тяжелую калитку и бросился к дому, грамотно кидаясь из стороны в сторону, чтоб не попасть под возможный выстрел из окна.
Но выстрелов не случилось.
Напротив, дома казались вымершими. Я бежал следом за Джеком, готовясь стрелять в любой момент… и понимал, что неплохо сохранившиеся строения выглядят жилыми, но с очень странными нюансами. Окна плотно занавешены изнутри какими-то грязными тряпками. Собаки во дворе нет. Поленницы нет. Колодец присутствует, но изрядно заросший мхом, то есть выглядит так, словно из него уже как минимум с год воду никто не брал…
Тем временем Томпсон подбежал к двери ближайшего дома – и с одного удара вышиб ее плечом. Силен, бизон американский! Думаю, я бы так не смог, массы б не хватило. Двери я обычно ногами выбиваю, так оно мне сподручнее, а плечевые суставы берегу на всякий случай. Но тут кто на что учился – вернее, качался…
В общем, Томпсон ввалился в помещение с автоматом наперевес – и сразу же оттуда прогремела длинная очередь. Джек кого-то полосовал свинцом… а мне оставалось только стоять, вскинув оружие, и следить, чтобы невидимые для меня враги из окон не повыскакивали…
И я уследил.
Окно слева словно лопнуло изнутри, и оттуда в облаке мелких осколков стекла выскочило что-то с окровавленной мордой, юркое и лохматое, которое я сбил очередью, прервав длинный прыжок.
Раненый ком шерсти завизжал, закрутился на земле волчком, но быстро сориентировался в пространстве – и прыгнул на меня.
Я такого раньше не видел, чтоб существо вмиг превратилось в пасть размером с чемодан, утыканный изнутри длинными кривыми зубами. Подобное зрелище кого угодно заставит от страха забыть обо всем на свете. И я не исключение. Только мой страх – он особенный. Я, когда сильно напуган, или стреляю, или бью, а уже потом, когда все закончится, приходит осознание – ну ничего себе, как хреново и больно я мог погибнуть-то. Аж прям реально страшно становится. Но – потом. Потому что бояться так, как делают это трусоватые люди, во время боя очень опасно. Убить могут…
Обо всем этом я успел подумать, пока мохнатая пасть летела на меня, а я всаживал прямо в нее оставшуюся половину магазина. Нормальная тема. Когда опасность реальная и смертельная, думается очень быстро. У кого-то, говорят, вся жизнь перед глазами успевает пролететь. А меня вот на философию тянет, м-да…
В общем, ту пасть я тоже сбил очередью. И когда она рухнула на землю, воя и извиваясь, я, недолго думая, перевернул автомат, схватился за горячий ствол и начал лупить ту паскуду со всей дури.
Сработало. Наконец я понял, что дубашу по безжизненному комку грязного меха, который к тому же начал то ли таять, то ли испаряться. Дымкой покрылся какой-то, словно туманом его обволокло. Ну и хрен с ним, главное, что лежит смирно, стопроцентно мертвый и не пытающийся укусить.
Самое время перевернуть автомат, сменить магазин и ринуться на помощь Томпсону – что я и сделал.
Но помощь американцу, похоже, не требовалась. Разве что медицинская, ибо он вышел из дома – и сел прямо на потемневшее от времени, растрескавшееся крыльцо. Однозначно живой, но левый рукав разодран и в крови.
В подобной ситуации бросаться чинить напарника не самый лучший вариант, пока неясно, не осталась ли какая-то местная пакость в живых – летающая пасть меня, признаться, впечатлила.
– Что там? – бросил я Томпсону, кивнув на дом.
– Я его убил, – отозвался полицейский.
– Его? Это был самец?
– Не знаю, – устало произнес Джек. И вдруг взгляд его стал растерянным. – Смотри…
Я взглянул туда, куда смотрел он, – и прикусил губу.
На месте кошмарной твари, которую я убил, лежал мертвый парень лет восемнадцати с размозженной головой и телом, разорванным пулями. При этом края ран дергались, тянулись друг к другу, словно пытаясь соединиться – но жизненной энергии в этом странном и страшном организме уже не хватало на регенерацию, и оно медленно чернело, словно обугливаясь изнутри.
Томпсон, несмотря на рану, вскочил, метнулся в дом – и вынес на руках девчушку примерно того же возраста. Тоже израненную, но не настолько фатально, как мой противник. Ее раны затягивались на глазах, правда, она была еще без сознания – одна из пуль попала ей прямо в лоб, и эта рана регенерировала медленнее остальных. Но – регенерировала, несмотря на то, что вынесенная пулей задняя стенка черепа болталась на клочке кожи вместе с волосами.
– Брось это, – сказал я Джеку, направляя автомат на мутанта.
– Нет, – покачал он головой. – Моя дочь могла бы быть сейчас того же возраста…
– Твоя дочь мертва, – жестко перебил его я. – И убил ее монстр в человеческом обличье. Такой же, как тот, которого ты сейчас держишь на руках.
– Мне все равно… – начал было полицейский, но я уже не слушал его. Я смотрел, как девушка, которую он держал на руках, открывает глаза, и на окровавленных губах ее появляется улыбка. Еще бы! Любая регенерация – это колоссальные затраты энергии, когда тело расходует себя на залечивание ран, забирая необходимое оттуда, где оно менее необходимо. И для восполнения этих энергозатрат любому мутанту требуется пища. Свежее мясо. Но лучше – теплая, горячая кровь. И мутант на руках Томпсона сейчас радовался, что за кровью и мясом не придется идти слишком далеко.
Она только начала разевать пасть – широко, так, что нижняя челюсть моментально вышла из суставов и отъехала чуть не до высокой девичьей груди. Зубы мгновенно удлинились и всё продолжали удлиняться, но девушке это не мешало, ее кошмарная пасть стремительно увеличивалась…
И тогда я выстрелил. Не целясь – в неподвижную мишень с такого расстояния попадет любая «отмычка». Ну, я думаю, что попадет. Хотя я очень постарался не задеть Томпсона, разнеся девушке верхнюю часть черепа – будь она хоть каким супермутом, но жить без головного мозга у нее вряд ли получится.
