Томпсон пожал плечами.
– Не поспоришь, подонком быть легче и выгоднее. До тех пор, пока до них медленно, но уверенно не доберутся те самые тихоходы с грузом на ногах, к которым они сами его и привязали.
– Это ты опять про закон и порядок? – хмыкнул я. – Даже завидую твоей вере в разумное, доброе, вечное. Ты как, идти сможешь?
Томпсон потрогал свою слегка вспухшую челюсть, мощно вдохнул-выдохнул, энергично размял конечности.
– Смогу.
Я только головой покачал. Реально мутант, все нипочем. Мне после ментального удара псионика слегка полегчало, но не настолько, чтоб активно приседать и месить кулаками воздух.
– Ладно, пошли, – сказал я, поднимаясь с асфальта. Тело ныло, башка гудела, но в целом идти можно. Обычно после нехилых трендюлей прогуляться полезно, вопреки острому желанию побитой тушки завалиться где-нибудь под кустом на несколько часов и отлежаться как следует.
– А далеко еще до стены? – поинтересовался Томпсон.
– Километров восемь-десять, – ответил я. – А то и все двенадцать. Смотря какой дорогой идти.
– Наверно, лучше короткой? – предположил полицейский.
Я усмехнулся про себя.
В Зоне – да и в жизни – не всегда короткая дорога самая оптимальная. Иной раз лучше дать солидный крюк, чем лезть в места, где смерть или увечье подстерегают на каждом шагу. Но после любого выброса Зона меняется, тасуя свои смертоносные аномалии, словно карты в колоде. И там, где вчера была свободная дорога, сегодня непроходимые поля, полные гибельных ловушек.
К тому же прямой маршрут я знал лучше, чем путь через урочища Ступник, Узловище и Мостик, пролегающий левее. А если правее завернуть, так прям к ЧАЭС и выйдешь, что никак нельзя назвать безопасной дорогой.
– Что ж, может, ты и прав, – сказал я. – Короткий, возможно, и лучше.
Томпсон недоверчиво посмотрел на меня.
– Что-то ты недоговариваешь.
– Тебе точно легче станет, если узнаешь, что мы пойдем через Припять? – хмыкнул я.
Джек закаменел лицом. Значит, слышал о Припяти даже у себя в Штатах – да кто ж о ней не слышал? Город смерти, символ техногенной катастрофы, унесший множество жизней, который продолжает это делать до сих пор. Никто в здравом уме не полезет туда. Участки зашкаливающей радиации и остаточного Излучения выбросов. Мутанты, которых этот город притягивает как магнит – а может, сам и производит для того, чтобы по пустынным улицам не шатались мародеры… И люди, которые ради дорогущих артефактов полезут куда угодно – а в Припяти те артефакты почему-то встречаются особенно часто.
Но Томпсон думал недолго.
– Если другого пути нет, то пойдем так, – сказал он.
Я кивнул. Вполне нормальный выбор нормального сталкера – лезть туда, где расстаться с жизнью так же просто, как попасть гильзой в крупную аномалию.
* * *
– Сорок три «куклы», – сказал Фыф. – Тебе нужно больше?
Харон оглядел стадо безвольных двуногих хомо. Пока что безвольных. Нужно время, чтобы полностью очистить человеческие мозги от воспоминаний о прошлом и после на чистую матрицу записать единственную Цель, ради которой стоит жить – и, если понадобится, умереть без страха и сожалений. Тогда «куклы» начнут действовать в рамках заданной программы – главное, вовремя мысленно отдавать соответствующие приказы.
Но для того, чтобы они превратились в послушных бойцов, способных быть самостоятельными на поле боя, требовалось добраться до Дворца культуры «Энергетик» – вернее, до его подвала, где находился генератор торсионных полей, способный перепрограммировать мозги «кукол» и одновременно усиливать пси-сигнал оператора – то есть его, Харона. Мощное устройство, которое Харон через несколько лет после аварии восемьдесят шестого года сумел перестроить на работу от аномальных полей ЧАЭС…
Сейчас же Харон лишь ментально «держал» всю группу, не давая им вновь почувствовать себя людьми, – на большее сил не хватало. И это слегка бесило. Вон у Фыфа, например, безграничные возможности. А тут приходится напрягаться так, что аж челюсти сводит и в глазах мутнеет… И еще идти вперед как-то надо, желательно не спотыкаясь и не падая, иначе в тяжелом экзо, у которого давно не функционировали приводы, подняться будет непросто.
– Помочь? – равнодушно поинтересовался Фыф, стоявший рядом.
– В чем помочь? – поморщился Харон. Неприятно, когда ты работаешь, а к тебе кто-то под руку лезет.
– Ну, тебя так крючит, того и гляди глаза выскочат, – пожал плечами Фыф. – А тут работы на три секунды.
Харон хотел было возмутиться: стирание памяти у «кукол» – это тебе не стадо тупых вояк оглушить ментальной пси-волной. Он собрался было все это высказать Фыфу… но внезапно почувствовал всех сорока трех человек, что стояли столбом, как зомби в спячке. Они словно в голове у него поселились в виде эдаких полупрозрачных фигур, которые незначительным усилием мысли можно было двигать туда-сюда, будто шахматы на доске.
Такого Харон раньше не испытывал. Да, с помощью излучателя торсионных полей он «держал» ментально всю свою группировку, управлял ею мысленно до тех пор, пока она полностью не погибла. Но настолько хорошо он своих бойцов не видел и не чувствовал, хотя сам лично «настраивал» каждого. А тут – раз! – и у тебя в голове сама собой начинает работать система управления живыми «куклами», которая на несколько порядков лучше старой. Правда, для того, чтобы они стали не просто послушными марионетками, а самостоятельными преданными бойцами, необходима была пси-установка…
– Не благодари, – сказал Фыф, перехватив обалдевший взгляд Харона. – Мне это раз плюнуть.
Вроде бы радоваться надо такому подарку, но Харон нахмурился еще больше. Не особо приятно осознавать, что рядом с тобой стоит существо сильнее тебя. Намного сильнее. И если однажды шам решит, что больше не нуждается в попутчиках, ему достаточно лишь подумать – и сорок три зомби разорвут Харона на куски.
– А зачем мне это? – хмыкнул шам. – Мне б Настю вернуть да свалить из этой вашей проклятой Зоны, век бы ее не видеть.
– Ты можешь не копаться в моей голове? – негромко прорычал Харон.
– Могу, конечно, – улыбнулся шам. – Но зачем? В твоей голове масса интересного.
Улыбка у него была жуткой, что немудрено при наличии такого количества глаз.
Харон не выдержал и отвернулся.
После оживления Фыф изменился. Явно стал более сильным… и каким-то чужим. Раньше было иначе. До этого Харон считал шама своим другом, хотя никогда бы не признался в этом даже самому себе. Сейчас же это было партнерство, не более. Взаимовыгодное. Без намека на дружбу.
«Хотя, может, дело и во мне тоже, – промелькнуло в голове Харона. – Я ведь тоже восстал из мертвых. Кто бы мог подумать, что ходячий труп может умереть и снова возродиться…»
– Самоирония, граничащая с самобичеванием, результатом которой часто является суицид, – заметил Фыф. – Заканчивай с этим. Ты вроде собирался свою группировку возрождать. Так возрождай – и живи себе. Тот, кто двигается, говорит и мучает себя дурацкими мыслями, точно не мертв.
