— Прошу заметить, что был суд и меня полностью оправдали.
— Я не должна была про это говорить! — спохватившись, принялась пояснять Ирина. — Клара настрадалась. Они с мужем уехали в Германию давным-давно. Работали, не сильно интересуясь политикой. И при Гитлере тоже работали, да. Но не они его ведь выбирали! Потом — кошмар. Кларин муж был евреем. Причем, несмотря на чешскую фамилию и славянскую внешность, даже не думал этот факт скрывать. А кто-то еще донес, что брат Клары — коммунист-подпольщик. И хоть с родителями и братом Клара давно прервала всякое общение, ее и ее мужа все равно арестовали. Муж погиб в лагере, а сама она еле выжила. Потом конец войны, ее освободили и… отдали под суд за то, что до ареста в раннее-гитлеровские времена она служила на L.R.Film. К счастью, суд принял справедливое решение. Не без содействия Ярослава, между прочим. Он к тому времени уже работал на заводе и хлопотал, чтобы такому опытному специалисту по оптике позволили заняться любимым делом. В конце концов даже саму Рифеншталь, которая никак от нацистского режима не пострадала и до конца шла с ним в ногу, оправдали. Что уж говорить о таких жертвах, как Клара.
Безошибочно разобравшись в интонациях и уловив обсуждаемое имя, Клара вспыхнула и накинулась на Ирину с гневным монологом. Та мягко взяла подругу под локоть, как бы извиняясь и успокаивая.
— Клара говорит, что Лени просто занималась искусством, и я зря произношу это имя таким осуждающим тоном, — переводила Ирина для Морского. — И что ее — не Клару, а Рифеншталь, как ты понял, — все еще таскают по судам денацификации, и что ей все это стоило нескольких лет, проведенных в психиатрической лечебнице.
— Да, я, конечно, ее знала лично! — добавила товарищ Бржихачек для Морского. — И более одержимого творчеством человека никогда не встречала. Она работала по 20 часов в сутки! — Тут Клара очень горько усмехнулась. — Наверное, поэтому и не заметила, когда меня арестовали. С тех пор все новости о Лени для меня лишь очередная заметка в газетах, а кино — давно пройденный этап. Давайте сменим тему! Вы время отметили?
Морской, конечно же, забыл и, предложив дамам спокойно подождать, помчался к музкомедии, чтоб заново пройти маршрут и все законспектировать. Ирина кинулась за ним.
— Вы можете хотя бы объяснить цель всего этого записывания? — взмолилась она.
— Нет, — четко отрезал Морской. — Если расскажу, вы будете смеяться и не согласитесь. Я даже Коле никогда не признаюсь, каким путем решил его задачку. А я решу! Не сомневайтесь. Эксперимент мой не научен, не оптимален, но перспективен. Правда, для задачи важнее ваше поминутное передвижение после базара, а мы до него даже еще не дошли. Но далее вы помните побольше контрольных точек, и значит, дело пойдет быстрее…
* * *
— Зачем, скажите мне, товарищ, вы покрываете преступников? — Ждать далее Коля не мог и начал допрос Кондрашина без пояснений от Морского. Имеющихся после разговора со Светой козырей могло хватить. — Я все проверил. У меня есть доказательства, что вы в этой банде не состоите и к остальным ограблениям не причастны. Так почему бы просто не сказать, кто дал вам часы, и не отправиться домой, забыв эту историю как летний сон в страшную ночь? Я даже торговлю краденым вам не могу пришить — девушки пока не дали показаний, что вы пытались продавать часы. Но ведь дадут! И вы пойдете за решетку. И как торговец краденым, и как соучастник убийства. А если дело будут оформлять мои коллеги из другого отделения, так еще и как член преступной группировки, причастной к ограблениям по всей стране. Вы же заметили: когда мои коллеги сердятся — а их ваше молчание выводит из себя, — они становятся несносными. Станут еще и глухими как сибирские валенки, и докричаться со своими доказательствами вашей относительной порядочности я до них не смогу.
Беседа длилась уже несколько минут. Горленко старался быть красноречивым, но арестованный, словно нарочно, слышал только то, что сам хотел.
— Ты, мальчик, так говоришь, будто и впрямь желаешь мне добра, — бормотал он разбитыми губами. Падение со второго этажа, допрос и бессонная ночь не пошли ему на пользу. — Так, может, фляжечку попросишь мне вернуть? Мне без нее низззя. Она — лекарство.
— Лекарства, если будет нужно, вам доктор выпишет, — возразил Коля. — И вообще о каких-либо поблажках можно будет говорить, только когда вы расскажете правду.
— Ну вот, ну вот, — вздохнул старик. — А мне сперва-то показалось, что ты и правда хочешь, чтобы меня отпустили домой…
— Вы даже, — тут Коле не пришлось ломать комедию, — даже представить себе не можете, как я хочу, чтобы вы вернулись домой. Хотя бы потому, что ваш пес временно живет у меня. Одна из ваших вчерашних посетительниц — моя жена. Она не могла оставить Дейка на произвол судьбы…
— Да что вы? Спасибо! — Кондрашин явно растрогался. — Мы с Дейком сразу поняли, что это милые девочки. Жаль, им приходится заниматься такой гнусной работой… — Он жалобно потер ссадину на лбу.
— Ладно, — Коля решил повести разговор иначе. — Давайте я выложу вам все начистоту. В стране орудует банда грабителей, у нас они не только ограбили, но и убили иностранного гражданина, часы которого мы нашли у вас. Впрочем, вы все это знаете, вам вчера рассказали. А не знаете вы вот что: мы тут тоже не дураки. Среди афиш и плакатов я обнаружил у вас это, — Коля выложил улику на стол: — Афиша не о вас, и не о ком-то знаменитом. И недавняя, между прочим. В отличие от всех других, наклеенных у вас. И, кстати, вы ее получили и повесили на стену примерно в то же время, когда ходили с часами на базар. Когда у вас дома протекала крыша? Не помните? А я поинтересовался. Так вот, судя по следам подтеков под афишей, прилепили вы ее буквально на днях. Ведь так? Самая свежая часть декора вашей комнаты, выходит. Я насторожился. Тем более, что название представления показалось мне знакомым. Так и есть! — Коля прочел по бумажке: «Веселый балаганчик “Труперсоцюм” именно сейчас работает в цирковом павильоне у нас на Благбазе».
Кондрашин вздрогнул. Коля понял, что попал в цель.
— И что такого? Что такого? — засуетился арестованный. — Мы, цирковые, все — одна семья, друг друга знаем, афишки друг друга собираем. А мне как раз подтеки на стене нечем было заклеить… У кого именно взял афишу? Да разве я помню!
— Не юлите! — резко продолжил Коля. — Я еще не сказал главного. У меня появилась идея. Я специалиста попросил проверить. И оказался прав! В городах, где случались подобные ограбления, как раз во время преступления гастролировал ваш «Труп… что-то там». Без бумажки Коле сложно было вспомнить название. — Я уверен, что во всех, хотя по объявлениям в газете подтвердил только четыре совпадения. Но это уже много! Да и ограблений, вероятно, было намного больше, чем я знаю, просто не все пострадавшие заявляли, не все дела попали в общий отчет и, уж конечно, не про все гастроли дружественного вам коллектива давали объявления в газетах. Труппа-то не слишком ценится, в стационарные цирки их не зовут…
— Ты, мальчик, что-то неясно говоришь. Не понимаю я, — захныкал Кондрашин. — Я тебе точно скажу: ты хоть сейчас кинь клич, и в каждом городе обязательно выступающий «Веселый балаганчик “Труперсоцюм”» найдется. В любое время дня и ночи, 365 дней в году. Люди цирк любят, а названий начальство не так много одобряет — если какое подошло, так его все сразу для своих программ берут. К чему ты клонишь, я не пойму?
