— Кроме того факта, что Ленин и Троцкий живы-здоровы и находятся на своих постах.
— Поэтому я и предлагаю силами латышских стрелков сбросить большевистское правительство. Надо совсем немного, люди готовы, но основная масса пока нейтральна, нужно помочь солдатам деньгами, и они поймут, за кем надо идти.
— Сколько получает красноармеец денежного довольствия?
— От двухсот пятидесяти до трехсот рублей в месяц, ну и паек, разумеется.
— Неплохо! Ответственный советский работник получает не более пятисот рублей и без пайка, чего же вдруг солдатам бунтовать?
— Но советского работника не посылают умирать от английских пуль на Север.
— Резонно! Какой суммой Вы бы хотели располагать?
— Не менее двухсот тысяч рублей, это самое малое, тогда мы сможем удвоить каждому солдату месячное жалование и, поверьте он будет за это очень благодарен. Свергнув большевистскую верхушку, латышские части все как один отправятся воевать против немцев за свободу своей родины.
— Похвально, но мне нужны гарантии.
— Слово офицера!
— Ха, — ухмыльнулся Локкарт, — и где сейчас это слово? Слово к делу не пришьешь, с меня спросят отчет о потраченных суммах. Вы распишитесь в получении денег?
— Я готов к любым формам отчета, но лучший отчет — это дело. И еще, на случай нашей отправки на Север, не могли бы Вы дать некий документ, чтобы нашего человека пропустили к главнокомандующему, и он был бы уполномочен вести переговоры об условии сдачи полка в плен.
Локкарт, ничего не заподозрив, вырвал из блокнота листок бумаги и написал по-английски: «Прошу пропустить через английские линии подателя сего документа. Он имеет важные сведения для генерала Пуля», подписался — Локкарт. Латыши козырнули и собрались назад.
— С вами по остальным вопросам свяжутся, ожидайте! — сказал Локкарт.
Берзиньш, Шмидхен и Рейли встретились тихим августовским вечером в сквере. Было пустынно, тихо и очень грязно, здесь не прибирались с весны прошлого года. Рейли и Берзиньш шли по аллее, шуршали первыми опавшими листьями, вели серьезный разговор, Шмидхен немного отстал.
— Я подготовил искомую сумму.
Рейли приоткрыл саквояж, в котором были пачки денег.
— Сколько здесь?
— Пятьсот тысяч, отличная цена для такого дела. Каждому солдату дайте денег. Ой-вей, для них это будет праздник души.
Рейли неожиданно расхохотался.
— Щедро! — довольно улыбнулся Берзиньш.
— Английское правительство никогда не обманывает друзей. Вот, извольте тут расписаться в получении материальной помощи.
Берзиньш поставил подпись, закрыл саквояж. Латыши, отдав честь британскому агенту, пошли прочь.
Через час саквояж был уже в ЧК у Петерса.
— Не жалеют союзнички денег на контрреволюцию, — покачал головой председатель ВЧК.
— Я сказал ему, что на 30 августа намечено выступление.
— Что нам это дает? — размышлял Петерс — Рейли, разумеется, агент британской разведки, но он частное лицо, без какого-либо официального статуса, Лондон в случае провала от него открестится. На Локкарта у нас по-прежнему почти ничего нет, не считая, конечно, его записочки.
— А наш разговор о заговоре латышских стрелков с целью убийства правительства и захвата власти?
— Слова, только слова.
— Рейли бывает у Локкарта, наверняка, можно установить хвост, проследить, куда он пойдет, выявить связи.
— Делали уже — никакого результата. Эта змея бесшумно уползает в любую норку, раз и нет его! Надо думать, как прихватить господина Локкарта. Есть, конечно, один план. Нам нужна политическая зацепка, это должен быть заговор, который раскрыли органы ВЧК, но не заговор латышских стрелков, а заговор послов, например!
— Так нет же такого заговора? И послов нет!
— Это не важно, для населения Локкарт такой же посол, и повод для его ареста у нас есть, — Петерс потряс в воздухе запиской генералу Пулю. — Кстати, как вам этот Рейли?
— Хитёр, умен, осторожен, хотя, — Берзиньш сделал паузу, — в какой-то момент мне показалось, что он русский. Более того, навеяло чем-то таким, как бы сказать, ну приблатненным что ли, в говоре у него прорвалось что-то такое. Так иностранцы не говорят, слова ставит как-то странно, будто мазурик.
— С Одесского кичмана сбежали два жигана, — напел Петерс.
— Да, что-то в этом духе, хотя, может быть, мне только показалось.
— Тем хуже для него, если у господина Рейли к тому же не все в порядке с документами, приговор будет коротким и справедливым.
Рейли встретился с Локкартом в одном из многочисленных полулегальных московских ресторанов, где всегда многолюдно, но можно уединиться в кабинке и спокойно поговорить обо всем. В шуме и гомоне главного зала, ничего подслушать практически невозможно, особенно, когда говорят на чужом языке.
— Знаешь, Брюс, — заметил Рейли, — мне эти латыши не понравились, особенно командир Берзиньш.
— Думаешь, провокация?
— Не исключаю, слишком грубая работа. Он напрямую, очень напористо просил у меня денег и, не раздумывая, расписался за них. А представь, у меня эту расписочку найдут при обыске. Куда тогда товарищ Берзиньш пойдет? Вот так, а он этого не испугался.
— Может, жаден и глуп?
— Не думаю, к деньгам он отнесся равнодушно, делал вид, что интересуется. Но те, кто болен деньгами, ведут себя по-другому, у них глаза становятся безумными. Я хорошо это знаю.
— Какую сумму ты дал ему?
— Полмиллиона.
— Однако!
— Мы ничем не рискуем, деньги фальшивые.
— Как? Откуда у тебя столько фальшивых банкнот?
— Из Вологды. Один добрый человек помог напечатать, отличный типограф, надо сказать, он еще в царские времена на дело революции казначейские билеты печатал. Теперь вот расстарался на дело контрреволюции.
— Я слышал о нем?
— Вряд ли, это правый эсер, видный член партии. К сожалению, он недавно арестован и расстрелян.
— Жаль, гибнет много порядочных людей, а мразь всякая торжествует. Слушай, Сидней, я давно хотел спросить. У тебя никогда нет проблемы с наличностью, с банками ты не связан, где ты берешь деньги на жизнь? Только не говори, что живешь на одно жалование. Я не поверю.
— Русские мне сами дают деньги. Причем много и охотно. Когда-то до революции я подвизался в должности страхового агента американской компании «Нью-Йорк», остались документы, бланки. Я периодически оформляю страховки и обязательства, получаю деньги на вклады под хороший процент.
— А что компания?
— Теоретически, должна будет выдать сумму по моей расписке предъявителю в Америке, с учетом процентов, разумеется. Я же там работал, следовательно, был законным представителем. Но до Америки еще надо добраться и доказать свою правоту в суде. Практически наши друзья за океаном ничем не рискуют.
