Всё бы ничего, но видно невооружённым глазом, что меня хотят проводить. Оба. От чего Миронов стоит в сторонке и откровенно угорает. Мартышка хохочущая. Задолбал вечно ржать. Ему-то, разумеется, смешно, а мне что делать? И обижать никого не хочется, но двое провожатых за один раз — не жирно ли мне будет?
Пока решаем, Рита снова уматывает в туалет, на дорожку. Арсений в какой-то момент тоже откалывается, но обещает скоро вернуться. Остаёмся втроём, но ненадолго. У Яна очень не вовремя включается тактичность, сподвигающая его сбежать обратно в ТЦ под предлогом: ща, один момент, хотел глянуть в магазине новую стрелялку.
Именно под предлогом, я то видела его танцующие фаланги за спиной Чернышевского. Красноречивей пантомимы не придумаешь. Мысль коротка, но ясна: типа, давайте-давайте. Пока есть возможность пообщайтесь наедине. Блин. Очаровательно. Опять подстава.
Стоим у входа, разглядывая рекламные афиши и невольно нюхая малоприятный табачный дым, долетающий из курилки за углом.
— Не обиделась? — спрашивает Вадик.
— На что?
— На то, что не дал телефон.
— Нет, конечно. Это же личная вещь. Прости, что попросила. Это было невежливо.
— Вовсе нет, — мне протягивают айфон, предварительно сняв блокировку отпечатком пальца. — Просто не хотел, чтобы другие видели.
Чтобы увидели, что? Озадаченно опускаю глаза и… Ооо… Вижу своё фото на обоях. Одно из последних, выложенных в инсту. Рот сам открывается, но ни звука не пророняется. Вернее только разве что маловразумительные звуки и вылетают. Ни несущие никакой смысловой значимости.
— Аоаоа… — тупо смотрю на свою фотку.
— Ты мне нравишься, Рина. Думаю, ты и сама уже об этом успела догадаться.
— Оаоа… — речевой аппарат конкретно заклинивает. Может подзатыльник сработает? Кому не жалко, всеките разок.
Ок. Понятно, что всё это шуточки. Так, попытка разложить всё по полочкам и перестать тупить. А если по-серьёзному… Конечно, я догадывалась. Но ведь одно дело, когда всё неофициально и совсем другое, когда тебе прямым текстом признаются в симпатии в лицо. И, наверное, ждут ответа?
Но ответить не успеваю.
— Хм. Сожалею, но, судя по всему, у нас проблемы, — за всем этим сбивающим с ног откровением мы оба не замечаем появившегося Арсения. Который останавливается рядом с нами и протягивает мне… нежно-розовую розу на длинном стебле. — Потому что Рина мне тоже нравится.
Аоаоаоа. Трындец, приехали. И попробуй потом не слушать интуицию. Чуяла же, что что-то да будет.
— Короче, вердикт: вы, девки, странный народ, — декларирует Ян, по-барски развалившись на моей кровати и с раздражающим причавкиванием доедая лазанью быстрого приготовления. Ну ту, которую в микроволновке греют. — Надо мне переставать с вами дружбу водить. А то тоже к шизикам запишут. Ай! — вопит он, когда ему обиженно прилетает по коленке. — Шучу, шучу! Но вас реально не поймёшь. Сами не знаете, чего хотите, а мы ещё и виноваты. Не оказываешь вам знаки внимания — плохо. Оказываешь — тоже плохо. Что вам вообще надо?
Да кто бы знал.
— Не знаю как другим, а мне не хватает хотя бы капельки определённости, — вздыхаю я, откладывая телефон. Тоже валяюсь на кровати, но поперёк, на спине, свесив голову на краю. Вдвоём тусим у меня. Ритка тоже была с нами, но минут сорок назад отчалила на свои допы.
— Два парня признаются тебе в любви, — закатывает глаза он. В очках увеличенные белки смотрятся реально жутковато. — Куда ещё определённей?
Не в любви, попрошу заметить. Просто в симпатии, это разные вещи. Правда легче от этого не становится.
— Да при чём тут они? Я про себя говорю.
— А что ты? — не въезжает друг. Вместо ответа жалобно мычу в потолок. — Ооо, всё так сложно? Слушай, а сложно по какой причине? Потому что оба нравятся? Или оба не нравятся? — снова пихаю его ногой, но на этот раз просто так. Потому что сказать нечего. — Вот ща понятней ни на грамм не стало.
— Да не знаю я, НЕ ЗНААААЮ! — не выдерживаю. — И меня это нехило напрягает. Весь день как на иголках.
— А чё, чё, чё? Они чё-то отчебучили? Драку устроили?
Какая там драка! Они не собирались устраивать её вчера у кинотеатра, так с чего бы им делать это сегодня в школе? Вчера в принципе всё сумбурно получилось. Пока я офигевала от упавших на меня признаний, положение спасла вернувшаяся Рита.
Неловкое молчание более-менее скрасили её шуточки, особенно когда она заценила розу, но дальше к щепетильной теме никто не возвращался. Я ещё методом секретной переписки в личке упросила подругу остаться с нами в качестве моральной поддержки, так что мы просто впятером дошли до моего дома и у подъезда скромно распрощались. А сегодня…
А сегодня вроде ничего такого и не было, можно сказать вполне себе обычно, но ведь уже ни черта же не как обычно! Всё изменилось и любые внешне невинные разговоры обрели новый смысл. Не говоря о нашем танце с Вадиком. Я раньше как-то не задумывалась, но, блин, вальс — это такая интимная штука. Рука в руке, глаза в глаза, ладони на талии…
Воодушевлённый Ян ждёт подробностей. Обойдётся.
— А не надо было филонить, — опять проверяю телефон. Нет, "N" упорно молчит с самого утра. Обиделся что ль? Хотя вроде не за что.
— Я не филонил. У меня была веская отмазка.
— Проспать?
— А то. Отключил будильник и вырубился опять. А на последние два урока уже было западло тащиться.
— Тебе западло, а географичка влепила тебе пару за неявку на тест. Сказала, исправит если придёшь отдельно писать.
— Реально? — возмущённо плюётся соусом тот. — Блин, вот коза. Я так надеялся, что прокатит.
— С учётом того, что человек десять подумали так же и свалили втихушку — полагаю, что она психанула.
— Всё равно нечестно, — оба замолкаем, слыша скрежет в дверном замке, следом шаги, стук и тихую ругань.
— Я щас этими кроссовками дам кому-то подзатыльник. Чуть нос себе не разбил! — долетает до нас голос недовольного папы.
— Простите, — виновато кривится друг, ведь речь идёт именно об его обуви. У Миронова есть дебильная привычка швырять её где не попадя. Никогда аккуратно не поставит.
— Пора выдавать тебе бахилы. Чтоб не разбрасывался химическим оружием, — глава семейства появляется в поле зрения, обозревая обстановку. — Так. Я не понял, — густые нахмурившиеся брови соединяются над переносицей, образовывая складки на лбу. — И кто тут жрёт мою лазанью?
Ян с невинной улыбочкой поспешно прячет грязную ёмкость под подушку и тычет в меня пальцем.
— Она меня заставила!
— Врёт! Сам без спроса взял! — ну уж дудки. Я не смертница, такой грех на душу брать не собираюсь. Голодный мужик — горе в семье, особенно если у него отобрали его ужин.
