Расставание его с братом Филиппом было вполне будничным, но не лишено некоторой обрядовости. Он все же купил ему домик в Италии около моря за четыре тысячи золотых флоринов — в тихом и спокойном месте, с отличным видом из окна. Нужно ведь было поставить красивую точку. Именно в Италии, матери Ватикана…
Вико, по обыкновению своему, ужинал обильно и жадно — это были свинина, зажаренная на углях, свежие овощи и шпинат. Запивал он свой ужин отличным вином, а брат Альбин, сощурясь, наблюдал за трапезой. На столе горело множество свечей; зажжены были свечи и в высоких канделябрах по всей комнате. Филипп Вико всегда любил яркое освещение.
— А ты отчего не ешь? — спросил Вико и благодушно рыгнул.
— Не хочется, брат Филипп, — спокойно ответил Жан-Жак.
«Интересно, — думал он. — Вот сидит нечто, ведущее себя, как человек. Ест, пьет, убивает с удовольствием. По всему видно, женщины тоже его радуют. Как же он мне надоел. Интересно, а я человек?.. Пусть я не веду себя столь же по-свински, ну так это вопрос воспитания и внутренней потребности, а какова моя природа? Радуюсь ли я всему тому, что имею и делаю? Несомненно. Так чем же мы с ним отличаемся?»
— Чем мы с тобой отличаемся, брат Филипп? — напевно спросил брат Альбин, глядя тому прямо в глаза, а потом, не меняя тона, добавил: — Может быть, тем, что сейчас ты умрешь, а я — нет?
Все эти годы Бизанкур помнил короткое заклинание, которое должно было уничтожить кадавра, и прикидывал, как все произойдет. Сейчас это время настало.
После короткой паузы Вико поперхнулся вином.
— Ты… ты… ты отравил меня?! — стеклянея взглядом, спросил он.
— Не скажу, — ответил Жан-Жак, не двигаясь с места.
Своеобразное удовольствие заставляло его играть с огнем. Брат Вико был тяжелее его, и, сойдись они в драке, неизвестно, кто победил бы. Конечно, Жан-Жак с юности занимался многими видами различной борьбы и никогда не был обделен ни силой, ни здоровьем, пойдя в своего покровителя боевых искусств, Асмодея, но кто знает, чем кончилась бы эта драка, а так глупо рисковать он не хотел.
В памяти молодого человека непостижимым образом отпечатались слова демона похоти: «Нет такого вида оружия, коим бы я не владел, и я передам тебе это умение, чтобы ты смог защитить себя или напасть на врага. Тебе не будет равных!»
Но любимой его забавой был тот самый узкий кинжал, который был при нем практически постоянно. Он пользовался им нечасто и только для определенных целей, потому что вовсе не сражения были его стезей…
Так или иначе Альбин вел себя куда хладнокровнее — просто потому, что был умнее кадавра и просчитывал все на несколько шагов вперед. И да, он чувствовал себя куда более безнаказанным и, стало быть, уверенным в себе, а это свойство порой куда действеннее кинжала и дубинки.
Жан-Жак знал, что бывший Фернан Пико может броситься на него — от страха, поэтому кинжал был уже наготове. Владел он им отлично. Он мгновенно высчитал расстояние между ними и, когда оно сократилось до двух шагов, негромко произнес:
— Прах к праху, рассыпься.
У него хватило бы времени для удара. Даже для нескольких ударов. Но их не потребовалось.
Филипп споткнулся, будто налетел на прозрачную преграду, и на мгновение застыл. А потом с ним произошла удивительная метаморфоза. Словно то, чему было суждено случиться тогда, много лет назад в маленькой келье монастыря при папском дворце, произошло сейчас и промотало все эти годы с огромной скоростью за несколько мгновений.
Лицо брата Вико молниеносно покрылось мелкими, как розочки, алыми язвочками, на глазах чернеющими, затем словно обуглилось и стало осыпаться кусками. Такая же участь постигла и все его тело, а через минуту на полу осталась одна только дурно пахнущая ряса. Несколько секунд брат Альбин задумчиво созерцал ее, а затем пожал плечами:
— И все?.. Ничего не почувствовал.
— Не жалеешь, что избавился от него? — осведомилась красотка Белла, материализовавшись из воздуха напротив Бизанкура. Периодически она появлялась во плоти вместе с Лилит, чему брат Вико радовался, как ребенок сладкой вафле…
Она протянула руку к свече и лениво наблюдала, как соскочивший с фитиля огненный язычок принялся блуждать по ее пальцам.
— Мне даже кажется, что без него я смогу сделать нечто более значительное, — признался Жан-Жак, завороженно следя за огоньком. — Он больше мешал, чем помогал.
— Что ж, ты просто повзрослел, — заметил Бельфегор. — Первая половина пятнадцатого века, как-никак пора… Шучу. Что хочешь сделать с домом?
— Спалить дотла, — ответил молодой человек, не отводя глаз от пламени свечи, которое живой мышкой то взбиралось по плечам красавицы, то ныряло в волны ее темных кудрей, не опаляя их. — А в дальнейшем я хотел бы забавляться с бóльшим размахом.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Бельфогор, пуская огненный морок перебегать с одной ладони на другую.
— Мне недостаточно монашеского сана, мне скучно скитаться годами по дорогам и проповедовать черни, — объявил Жан-Жак.
— Наконец-то! — расхохотался демон. — То-то я думал, когда ж тебе надоест!
Жан-Жак смотрел на него с недоумением, и Бельфегор, поглаживая огонечек, пояснил:
— Теперь ты стал мыслить вполне по-государственному, прекрасно понимая, что чем выше положение ты будешь занимать, тем проще тебе будет ухлопать как можно больше народа. Вспомни, к примеру, Калигулу. О-го-го, мальчик мой. Ведь ты читал об этом кровавом римском проказнике? Император, великий понтифик…
Жан-Жак-Альбин кивнул.
— А Зу Шенатир?! М-м! — Бельфегор мечтательно закатил глаза. — Мой любимчик. Хоть и не император. Ох, и давно же это было… Он обожал хорошеньких мальчиков. Заманит к себе домой, потешится и ка-ак выкинет из окна башни. Блямс! Мальчик всмятку… Но вот не повезло ему, плохо кончил. Намучился, умирая.
— А почему же ты не спас его? — поддел Бизанкур.
— Он перегнул палку, — холодно объяснил демон. — Оказался со мной недостаточно почтительным. За это и всадили ему эту самую палку… в одно деликатное место… Но ты ведь окажешься умнее, не правда ли?
Он вдруг подбросил свою огненную мышку и широко разинул рот. В глотке его полыхнул огонь. «Мышка» скользнула туда, а демон сглотнул и, сделав губы трубочкой, выпустил струйку дыма. Притихший Жан-Жак кивнул.
— Вот и хорошо, малыш. Зачем нам ссориться, — приобнял его Бельфегор. — Смотри, сколько людишек вокруг — вот она, забава на многие века… А теперь к делу. Надо бы тебя отправить в какое-нибудь дворянское гнездо побогаче. Хотя бы в герцогство Бретань. А что еще подсказывает тебе твоя фантазия?
— Многое, — вздернул голову юноша. — Мне хотелось бы не просто подвизаться при дворе. Мне нужно занять какой-нибудь значительный пост, с возможностями, не сопоставимыми с возможностями нищего монаха-бродяги.
