Спустя несколько месяцев советское правительство умерило свою политику и, вместо того чтобы преследовать казаков как класс, распорядилось покарать лишь тех, кто сражался на стороне белых. В 1920 году оно приказало отправить всех казаков, служивших офицерами в антисоветских армиях, в концентрационные лагеря. На практике некоторые местные власти заключали под стражу всех казаков, вне зависимости от их роли в Гражданской войне, но официально советское правительство от политики расказачивания отказалось
[946]. Тем не менее советские деятели продолжали смотреть на казачество с подозрением, и в октябре 1920 года Политбюро велело выслать тысячи казачьих семей, проживавших на Северном Кавказе, и заселить на их место «горцев». Как отмечал Питер Холквист, советские деятели, проводившие эту политику, использовали те же категории, что и царские чиновники, но наоборот. Если царские власти выселяли местные народы, а для контроля над Кавказом создавали казачьи поселения, то большевики действовали в противоположном порядке. Таким образом, и те и другие исходили из того, что политическая лояльность могла измеряться этническими и социальными категориями
[947].
На последнем этапе Гражданской войны советское правительство и Красная армия столкнулись со множеством крестьянских бунтов, в том числе с масштабным крестьянским восстанием под руководством Александра Антонова в Тамбовской губернии. На своем пике в конце 1920 года армия Антонова насчитывала более 50 тысяч бойцов и контролировала всю губернию, за вычетом нескольких городских центров. Генерал Тухачевский, которому было поручено подавить восстание, прибег к крайним мерам, включавшим, помимо прочего, использование ядовитых газов против прячущихся в лесу «бандитов», а также депортации семей и, в некоторых случаях, целых деревень, подозреваемых в поддержке повстанцев. Подавив это восстание, советское руководство казнило без суда и следствия 15 тысяч человек, а еще 100 тысяч выслало
[948].
Подавление Антоновского восстания и подобных ему крестьянских волнений в других регионах в 1920–1921 годах стало важным этапом в развитии советских методов государственного насилия, а также в становлении концепции врагов не как политических оппонентов, а как «бандитов». Поскольку Гражданская война была конфликтом без четко видимой линии фронта, лидеры с обеих сторон использовали насилие, чтобы обеспечить политический контроль над территорией и гражданским населением. Но до 1920 года большевики обычно называли своих противников «белогвардейцами», «классовыми врагами» или же, когда речь шла о конкурирующих с большевиками социалистических партиях, «меньшевиками», «эсерами» и т. д. Использование термина бандиты показывало, что отныне в глазах большевиков восставшие крестьяне были не политической оппозицией, а девиантными преступниками, беззаконными и неадекватными, что, в свою очередь, оправдывало чрезвычайные меры против них.
В середине 1920-х годов Тухачевский написал серию статей, в которых свел воедино уроки, извлеченные им из подавления крестьянских восстаний. Он утверждал, что подобные операции должны быть нацелены на все население, а не на отдельных индивидов и что группы населения, которые представляются ненадежными, должны быть физически удалены из региона. Рассуждая о методах подобного удаления, он рекомендовал депортацию «бандитских семей», которые прячут кого-либо из членов семьи. Если же депортация не может быть проведена немедленно, отмечал Тухачевский, необходимо создать широкую сеть концентрационных лагерей. Подытоживая, он подчеркивал, что если «чистка населения» будет проходить параллельно с военными операциями против банд повстанцев, то последние будут либо истреблены на поле боя, либо высланы из своих регионов
[949]. Получается, для Тухачевского, бывшего царского офицера и военачальника Гражданской войны, ключом к установлению советской власти в том или ином регионе была «чистка населения» при помощи таких методов, как депортация и концлагеря.
Полководцы Красной армии и партийные лидеры были не единственными, чей образ мыслей и действий оказался сформирован опытом Гражданской войны. Всем партийным руководителям, красным командирам, правительственным чиновникам и агентам советской тайной полиции пришлось в этот период тотальной войны проводить бессудные казни, депортации и заключать людей в лагеря. Подобные методы продолжали влиять на их образ действий и позже: много лет спустя они по-прежнему были готовы к применению государственного насилия
[950]. В последующие периоды кризиса и мобилизации, особенно в годы коллективизации, партийные деятели обращались все к тем же методам, которые затем проводили в жизнь те же самые правительственные чиновники, агенты тайной полиции и ветераны Красной армии, что осуществляли государственное насилие уже в годы Гражданской войны
[951].
Период нэпа часто считается временем политической умеренности и ограничения государственного насилия. Действительно, окончание продразверстки и введение элементов рыночной экономики в большой степени успокоили крестьян и разрядили напряженность. Но 1920-е годы в Советском Союзе можно считать относительно спокойными лишь в том случае, если не принимать во внимание события, происходившие на периферии страны. В 1923–1927 годах советское правительство проводило крупномасштабные военные операции на Кавказе и в Средней Азии с целью укрепить свое господство в этих регионах. Как подразделения Красной армии, так и войска советской тайной полиции осуществляли программы умиротворения, включавшие внесудебные расправы, аресты и депортации. Их действия, в сущности, повторяли кампанию Тухачевского в Тамбовской губернии на последнем этапе Гражданской войны. К примеру, в военной операции 1925 года на Северном Кавказе было задействовано более 7 тысяч солдат, которые при поддержке артиллерии и авиации подавляли волнение в Чеченской автономной области. Советские войска обстреляли более ста аулов, стремясь достичь своей цели — избавиться от «бандитского элемента», — доклад властям сообщал об устранении более трехсот представителей данного «элемента»
[952]. Другая кампания против «бандитов» и тех, кто им помогал, менее масштабная, имела место в Сибири в 1926–1927 годах — самые «неисправимые» из этих людей были арестованы и расстреляны или заключены в концлагеря
[953].
