По мере того как нэп способствовал смягчению недовольства, вызванного экономическими причинами, в особенности среди крестьян, партийные деятели еще больше убеждались, что власть в стране принадлежит меньшинству. Они взяли власть во имя рабочего класса, а между тем рабочие составляли на деле менее 5 % российского населения, в то время как подавляющее его большинство (примерно 85 %) составляло крестьянство. Как следствие смертности в Первой мировой войне, экономического коллапса, оттока населения из городов пролетариат стал еще более малочисленным. Партия, находившаяся в его авангарде, та партия, которой предстояло повести Россию, а затем и весь мир к социализму, сама оказалась в окружении врагов — крестьян и буржуазии, а поддержка ее в народе была невелика. Не могли коммунисты рассчитывать и на помощь из-за границы — в других странах пролетарским революциям закрепиться не удалось. Большевики очутились в «капиталистическом окружении». Ощущение осажденной крепости особенно упрочилось после военной интервенции Антанты в годы Гражданской войны: хотя интервенция была ограниченной по объему и неэффективной, символически она отражала желание лидеров капитализма раздавить советское государство в зародыше.
В начале 1922 года советская тайная полиция была полностью реорганизована и получила новое имя. Выступая на IX Всероссийском съезде Советов в декабре 1921 года, Ленин произнес хвалу ВЧК и ее роли в разгроме антисоветского сопротивления в годы Гражданской войны, но отметил, что новая экономическая политика требует «большей революционной законности». Делегаты съезда приняли резолюцию, ограничившую полномочия ВЧК в пользу судебных органов. 6 февраля 1922 года советское правительство упразднило ВЧК и передало ее полномочия вновь созданному Государственному политическому управлению (ГПУ), которое в следующем году было переименовано в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ). Но, несмотря на перемену вывески, советская тайная полиция по большому счету продолжала действовать так же, как и прежде. Феликс Дзержинский, возглавлявший ВЧК, руководил и ОГПУ. А в конце февраля 1922 года Ленин предупреждал, что за нэпманами необходимо следить и карать их безжалостно. 22 августа того же года советское правительство вновь предоставило тайной полиции внесудебные полномочия, и ОГПУ продолжило осуществлять надзор за населением, не сильно отличавшийся от надзора ВЧК
[728].
В результате нэпа и сокращения ресурсов, находившихся под контролем государства, бюджет советской тайной полиции на первых порах был урезан, а персонал несколько сократился, но в скором времени все вернулось на круги своя. В письме в Политбюро от 2 ноября 1923 года Дзержинский заявил, что сокращение бюджета «ставит нас в положение, когда мы не в состоянии будем выполнить возложенную на нас задачу». Он стал убеждать Политбюро в том, что «сейчас внутреннее положение в смысле натиска всех антисоветских и шпионских и бандитских сил очень напряженное. Мы уже сокращение довели до пределов»
[729]. Другие видные чекисты потребовали увеличения численности персонала ОГПУ. Начальник контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ А. Х. Артузов доложил, что «при слабости Советской власти в деревне элементарная задача ОГПУ — предотвращение восстаний на селе — не может быть выполнена без достаточной агентуры в наиболее опасных местах»
[730]. Начальник Секретного отдела Т. Д. Дерибас тем временем жаловался на нехватку персонала, необходимого, чтобы вести слежку за всеми, кто представляет собой угрозу: за анархистами, меньшевиками, социалистами-революционерами, монархистами, сектантами, а также за бывшими царскими офицерами полиции, чиновниками и помещиками
[731].
Конечно, чекистам было выгодно преувеличивать контрреволюционную угрозу, но, по всей видимости, партийное руководство и ОГПУ действительно испытывали страх перед внутренними врагами. И вне зависимости от того, насколько опасны были для советской власти люди, перечисленные Дерибасом, факт состоит в том, что в 1920-е годы в Советском Союзе по-прежнему жили многочисленные представители элит царской эпохи и бывшие члены оппозиционных политических партий. Сама ситуация, сложившаяся после революции, способствовала продолжению слежки в СССР. В стране после столь радикальных политических изменений находилось много людей, лояльность которых была сомнительной, потому что в прошлом они следовали совсем за другими силами. Пережив Гражданскую войну, советские деятели исходили из того, что тяготение к другим силам приведет к яростной борьбе с советской властью.
В 1920–1930-е годы надзор стал гораздо более продуманным. ОГПУ создало «особые отделы» во всех крупных учреждениях — на заводах, в университетах, больницах и т. д. Советская тайная полиция использовала множество секретных сотрудников: только в одной Москве к концу 1920-х годов их численность, согласно одному из источников, превысила 10 тысяч человек
[732]. Кроме того, в распоряжении чекистов были тысячи осведомителей, которые тоже вели слежку, добровольно или принудительно. В одной из средних школ Донбасса осведомителями тайной полиции были тринадцать из двадцати сотрудников. Они не только сообщали об общем настроении среди учеников и учителей, но и пересказывали представителям ОГПУ каждый диалог с одним из педагогов, находившимся под подозрением
[733]. Вышедший в 1935 году доклад ЦК сообщал, что тайная полиция пользуется услугами 27 650 постоянных агентов и 270 777 осведомителей
[734]. На основании данных, полученных от осведомителей и агентов, ОГПУ составило досье на сотни тысяч советских граждан
[735]. В свою очередь, на основании этих досье чекисты проводили аресты и допросы. Таким образом, надзор позволял не только отслеживать настроения в народе, но и выявлять и уничтожать тех, кто представлялся «антисоветскими элементами»
[736].
