Сдвиг к всеобъемлющей государственной политике отслеживания и формирования «настроений в народе» произошел в годы Первой мировой войны. Именно тогда, в условиях тотальной мобилизации, которая сопутствовала военному времени, различные правительства широко развернули работу по изучению мыслей, настроений и степени лояльности своего населения. В этом смысле надзор означал нечто гораздо большее, чем просто слежку за подрывными элементами. Новый честолюбивый замысел заключался в том, чтобы составить подробную картину мышления людей, а затем придать ему совершенно иную форму. Более того, теперь ставилась задача не просто защитить правительство от подрывной деятельности или революционного переворота, но создать просвещенное и лояльное общество, которое от всей души внесет вклад в военные усилия страны. Советское государство унаследовало эти формы надзора, задачей которых было узнать мысли людей, чтобы затем видоизменить их, получив сознательных граждан с высокой мотивацией.
Все главные воюющие страны — участники Первой мировой войны создали сложнейшие системы надзора, позволявшие отслеживать народные настроения. Одним из методов сбора информации была перлюстрация корреспонденции — тайное вскрытие части писем, проходящих через почтовую службу. В небольшом масштабе она практиковалась уже давно, начавшись в «черных кабинетах» Франции в XVII столетии и распространившись на Россию в конце XVIII века
[668]. Но решительно вырос этот масштаб только в Первую мировую войну. Вначале правительства использовали перлюстрацию как меру безопасности — чтобы солдаты в своих письмах домой случайно не открыли важную информацию, которая могла бы попасть в руки врага. Однако война затянулась, и когда моральное состояние солдат начало вызывать растущее беспокойство властей, перлюстрация писем дала возможность измерения общественного мнения — как среди солдат, так и среди гражданских лиц.
К примеру, в 1915 году Франция ввела на военной почте цензуру в качестве средства против шпионажа, а в 1916-м — приказала цензорам докладывать о содержимом и солдатских писем. Цензоры начали систематически анализировать настроения во французской армии и включали в свои доклады как статистические данные, так и длинные цитаты, позволявшие наглядно показать, чтó думают солдаты
[669]. В Великобритании штат почтовой цензуры, составлявший в конце 1914 года всего лишь 170 служащих, за год вырос до 1453 человек. В 1917 году это ведомство задержало доставку 356 тысяч писем, в которых, по его мнению, имелись сведения, ценные для врага
[670]. К концу года британские почтовые цензоры уже не только охраняли военные тайны, но и собирали информацию о моральном состоянии солдат и мирных жителей, а британская армия начала составлять на основе этой информации еженедельные сводки о том, чтó думают в обществе по поводу войны
[671].
Подобным же образом перлюстрация писем распространилась и в России. В довоенных «черных кабинетах» не пытались фильтровать переписку всего населения страны: внимание было сосредоточено на перечне подозреваемых в революционной деятельности, письма которых прочитывались для сбора информации о подрывных мероприятиях. После революции 1905 года тайная полиция расширила сферу своей деятельности, включив в нее надзор за корреспонденцией депутатов Государственной думы и оппозиционных политиков, но по-прежнему не делала попыток следить за населением в целом. До Первой мировой войны в петербургской почтовой системе отслеживанием переписки занималось лишь двенадцать служащих, а в московской — лишь семеро
[672].
С началом войны царское правительство издало временное Положение о военной цензуре, предусматривавшее контроль за прессой и почтовыми отправлениями. Положение позволило вскрывать все письма, отправленные на фронт и с фронта, а также все письма, отправленные в газеты, все письма от вражеских военнопленных, все письма к русским военнопленным, а в скором времени и всю корреспонденцию целых этнических меньшинств, которые считались ненадежными, — евреев, прибалтов, немцев и поляков. Как отметил Питер Холквист, эти меры означали количественное и качественное расширение довоенной практики перлюстрации. Царские чиновники уже не ограничивались изучением писем отдельных подозреваемых. Теперь они перехватывали целые категории почтовых отправлений и следили за целыми группами населения. Каждую неделю военно-цензурные комиссии вскрывали сотни тысяч писем
[673].
В России, как и в других странах, на первых порах задачей военных почтовых цензоров было помешать распространению секретной информации. Но и они, подобно своим зарубежным коллегам, в скором времени стали отслеживать отношение народа к войне. Уже на ранних ее этапах российские военные цензоры составляли еженедельные сводки содержимого переписки, с цитатами из отдельных посланий и статистическими данными по числу писем, выражавших патриотизм, апатию или недовольство. К концу 1915 года, после сокрушительных поражений русской армии и отступления ее на сотни миль в глубь территории России, военные цензоры получили инструкции докладывать не только о моральном состоянии солдат, но и о более общих политических вопросах
[674].
Во время войны европейские правительства разработали и другие средства слежки, помимо перлюстрации писем. В ноябре 1915 года военное министерство Германии приказало командующим тыловыми военными округами докладывать о состоянии их округов, а через несколько месяцев напрямую потребовало докладов о «расположении духа гражданского населения»
[675]. Начиная с лета 1917 года префекты всех французских департаментов посылали доклады о народных настроениях Министерству внутренних дел, и в скором времени руководство французской армии приказало своим генералам, находившимся в тыловых округах, составлять ежемесячные доклады о моральном состоянии местных жителей, основываясь на сведениях армейских офицеров, префектов и местной полиции
[676]. В Англии своими разведывательными ведомствами обзавелись армия, полиция, Министерство боеприпасов и Министерство труда. С конца 1917 по 1920 год отделение разведки Генерального штаба британской армии отслеживало настроения не только среди солдат, но и среди всего населения. Оно составляло еженедельные сводки, опиравшиеся на самые разные источники — наблюдения за перепиской, газетные колонки с письмами читателей, граффити и подслушивание разговоров. Переодетые в штатское полицейские офицеры, находившиеся в зданиях муниципалитетов, на вокзалах, военных складах, в танцевальных залах и пивных, подробно пересказывали услышанные ими беседы и непатриотичные рассуждения, а их информацию дополняли доносы добровольных осведомителей
[677].
