Государственная поддержка и коллективная ответственность за матерей и детей означали существенное отступление от либеральных принципов как в Великобритании, так и во Франции. Уже в конце XIX столетия ряд социальных реформаторов задались вопросом, насколько капиталистическая система заработной платы обеспечивает благополучие матерей и детей. Социальные реформаторы заявили, что рынок, определяющий заработную плату, не принимает во внимание, сколько детей растет в семье, а значит, игнорирует в вопросе заботы о детях интересы общества в целом. В XX веке подобные взгляды стали еще более популярны. Ведущая английская феминистка Элеанор Рэтбоун указывала, что при начислении зарплат не учитывается то, что у разных семей могут быть разные потребности, и рекомендовала вводить системы помощи многодетным семьям, чтобы уравновесить затраты на продолжение рода. Кроме того, она отмечала, что выплаты матерям станут компенсацией за их неоплачиваемый труд в домашнем хозяйстве и воспитании детей. Французский публицист Фернан Бовера, отнюдь не будучи феминистом, но считая, что дети являются коллективным ресурсом всего общества, пришел к весьма сходным выводам. Он отметил, что перераспределение дохода от бездетных людей к тем, кто стал родителями, — дело справедливое и необходимое, поскольку у какой бы пары ни родились дети, они укрепят хозяйственную и военную мощь Франции
[529].
Первая мировая война дала дополнительный толчок к введению социальной помощи матерям. Хотя Немецкая лига по защите матерей уже до войны требовала страхования по материнству и создания учреждений по уходу за детьми, пришлось ждать 1916 года, чтобы правительство Германии наконец ввело существенные выплаты матерям
[530]. В начале 1920-х годов различные схемы поддержки семей были созданы во Франции и в Бельгии (благодаря государственным указам или частной инициативе работодателей), а также в Австрии (благодаря коллективным договорам)
[531]. В межвоенный период различные государства внесли правку в Налоговый кодекс с целью вознаградить семьи с детьми и наложить взыскание за бездетность. С 1920 года французское правительство повысило на 25 % подоходный налог для мужчин и женщин старше тридцати лет, не состоящих в браке, и на 10 % — для пар, остававшихся бездетными после десяти лет брака. В 1927 году Муссолини ввел налог на холостяков, платить который обязаны были неженатые итальянские мужчины в возрасте с двадцати пяти до шестидесяти пяти лет
[532]. Кроме того, Италия и Франция начали выплачивать премии за деторождение, чтобы люди были заинтересованы заводить детей. В 1935 году правительство Италии приняло решение оказывать помощь многодетным итальянским семьям и выплачивать премии военнослужащим и гражданским чиновникам за рождение каждого нового ребенка. В 1939 году французский Семейный кодекс ввел премию в несколько тысяч франков за первенца, который родится в первые два года брака
[533]. Правительство нацистской Германии с 1935 года тоже начало оказывать денежную помощь многодетным семьям, но ограничило ее «наследственно здоровыми» немецкими семьями. Таким образом, на практике нацисты проводили селективное стимулирование рождаемости, поощряя воспроизводство только тех людей, которых они считали физически и расово подходящими
[534].
Советское правительство использовало финансовые стимулы, сходные с теми, что применялись во Франции и в Италии. Тот самый закон, который запрещал аборты, вместе с тем вводил систему ежегодных выплат для многодетных женщин. Те, у кого было свыше шести детей, ежегодно получали 2 тысячи рублей за каждого ребенка после шестого, а те, кто имел свыше десяти детей, — 5 тысяч при рождении нового ребенка после десятого и 3 тысячи ежегодно. Эти выплаты вызвали мгновенную реакцию женщин, у которых было семь и более детей. Местные чиновники оказались завалены запросами от женщин, по большей части крестьянок, имевших право на получение выплат
[535]. Важно отметить, что советское правительство поощряло рождаемость среди всех слоев населения, без учета классовых или этнических различий. Правительственный доклад от ноября 1936 года уточнял, что матери семи и более детей должны получать выплаты вне зависимости от своего социального происхождения, даже в том случае, если их мужья были арестованы за контрреволюционную деятельность
[536]. Таким образом, советская власть поощряла воспроизводство даже тех, кого считала классовыми врагами.
Кроме того, советское правительство стремилось повысить фертильность национальных меньшинств. К примеру, чиновники в Казахстане искали способы повысить рождаемость у казашек. Аборты, даже когда они еще не были запрещены, оставались большой редкостью среди казахских женщин, поэтому пропаганда против абортов в Казахстане была нацелена главным образом на живущих там славянок. Совсем по-другому обстояло дело с пропагандой повышения рождаемости и соответствующими стимулами. В этом случае казашки воспринимались как целевая группа — и действительно, многие из них, родившие семь детей или больше, получили выплаты
[537]. Уже в 1920-е годы советские чиновники здравоохранения подчеркивали необходимость усиливать меры по уходу за новорожденными у национальных меньшинств в целях сокращения детской смертности. Начиная с 1936 года советское правительство создало в республиках Средней Азии обширную систему родильных домов и яслей
[538].
