– Вплавь?
– Не все звери умеют плавать. Они идут в порт, надевают человеческие маски и одежду и проходят на борт. А когда добираются до места, они раздеваются, снимают маски и ложатся загорать – во Франции, а здесь – устраиваются в лесу.
– Значит, все пассажиры на борту могут оказаться животными?
– Не все, – ответил Бейтел. – Под некоторыми масками скрываются люди.
Мы с Диланом сидели за столиком и прощались, нам предстояло расстаться на год. Минус две недели.
– Что ж, до следующего года, – сказал Дилан.
– До следующего года, Дилан.
– Дашь мне свой номер, Салли Мо? Будем звонить друг другу, писать сообщения?
Такого он раньше не предлагал.
– Я буду слать тебе письма, – ответила я. – Дашь адрес?
– Пиши, если не можешь иначе, но ответа не жди. Я даже не представляю, куда клеить марку.
Мы еще не знали, что в четверг вернемся на остров за палатками.
Уже светло, птицы поют что есть мочи, но люди еще спят. Мироздание, будь оно неладно, блистает во всем своем великолепии, но никто этого не видит, никто не слышит.
6:30
Я буду верить в рай, иначе непонятно, зачем все это вообще. В рай, но не в бога. Я буду верить в рай, в котором люди – одни только мысли, без кожи, костей, мышц. И даже ночью видно, о чем они думают, на самом деле думают, потому что их мысли светятся в темноте. Если бы в жизни все обстояло таким образом, я бы справлялась с ней получше. Я хочу сказать: настоящая жизнь, о которой говорит доктор Блум, слишком тяжела, слишком сложна для меня. И ему это известно. По-моему, он чувствует то же самое.
– Что ты делаешь, Салли Мо? – спрашивает Дилан.
– Стою на стремянке и кормлю пингвинов.
– Извини, глупый вопрос. Но что ты пишешь?
– Книгу.
– И о чем она?
– О нас.
– Надеюсь, она кончится хорошо, Салли Мо.
– Обещаю, Дилан.
Сегодня четверг, я пишу это на пароме, том же, на котором мы плыли в понедельник, и мы даже сидим за тем же столиком. Только плывем в другую сторону. И идет дождь. И наши мамы пьют розовое вино, потому что теперь они в трауре наполовину. Острова пока не видать, а материк уже скрылся из виду. Паром – как комната с серыми шторами, и шторы эти задернуты. Бейтел показывает нам, кто из пассажиров на самом деле зверь, он мигом их высматривает. С нами на борту как минимум один павлин и одна лама.
– А о Джеки ты тоже пишешь?
Я киваю.
– Надеюсь, не плохо?
– Можешь прочитать, когда закончу, Дилан.
Они с Бейтелом сейчас будут играть в шахматы, и я смогу писать дальше.
– Ты, главное, правду пиши, – говорит Дилан.
– Это мне решать, – говорю я.
– Да, это ей решать, – говорит Бейтел Дилану.
Они играют, и Дилан ему поддается.
– Откуда мне знать, что правда, а что нет, там, снаружи? – спросила я доктора Блума.
– Спроси у Сири.
– Да нет, я серьезно.
– Все на свете правда, – ответил доктор Блум. – Какой бы огромной ни была ложь, всегда найдется человек, который в нее поверит.
– Лгать можно, только если знаешь правду, – сказала я. – Иначе это не ложь, а глупость.
– А кто говорит, что это глупость?
– Люди, которые знают больше.
– И ты – одна из них, Салли Мо?
Хороший вопрос. Я так глубоко задумалась над ответом, что доктор Блум опять взял слово:
– Можно научить детей маршировать. Выбрасывать правую руку вверх и кричать, что Гитлер хороший, а все евреи, гомосексуалисты, чернокожие и цыгане должны умереть. Эти дети будут уверены, что поступают правильно и то, что они кричат, – правда. И это очень хорошие дети, в них нет ни капли зла.
– Не было.
– Нет. Они и сейчас маршируют, только в других местах, и призывают уничтожать людей. Мило, не правда ли? Ты хочешь иметь детей, когда вырастешь, Салли Мо?
– Когда мне будет семьдесят четыре.
– Правильно, – похвалил доктор Блум. – Всему свое время.
Он загадал мне загадку:
– Ехал как-то один человек в Санта-Фе. Дело было до того, как изобрели мобильные, а карты у него не было. Но он повсюду спрашивал дорогу, и люди показывали ему, куда ехать. Однажды он притормозил на развилке: одна дорога вела направо, другая – налево. Он не знал, какая из них ведет в Санта-Фе. На развилке стоял домик. В нем жили двое братьев-близнецов. Они были совершенно одинаковые: думаешь, что говоришь с одним, оказывается, что это другой, думаешь, что говоришь с другим, а он может с тобой и согласиться. Разница заключалась только в одном: один всегда врал, а второй всегда говорил правду. Наш путешественник стучится в дверь и имеет право задать один вопрос тому брату, который откроет. Какой вопрос, Салли Мо, он должен задать, чтобы узнать, какая дорогая действительно ведет в Санта-Фе?
Я долго думала, пока не нашла ответ. И потом еще немного, чтобы удостовериться, что он правильный.
– Молодец, – сказал доктор Блум. – Ты выживешь там, снаружи.
Это произошло во время нашей первой встречи. И тогда я тоже думала, что у меня есть шанс. Шанс здесь выжить.
Вторую партию выиграл Дилан. Они с Бейтелом убирают фигуры. Остров уже виднеется на горизонте, тяжелые тучи глубже, чем обычно, вдавливают его в море. Я загадаю Бейтелу загадку про близнецов. Уверена, он разгадает ее тут же, не задумываясь. А потом спросит, что тому страннику понадобилось в Санта-Фе.
Через несколько часов: когда мы приехали в кемпинг, у палатки нас ждал Брандан. И теперь в палатке в каких-то трех метрах от меня флиртуют, фривольничают, физкультурничают и занимаются всем, чем еще можно заниматься на букву Ф (и F). Я слушаю кантаты Баха. По мнению доктора Блума, они близки к возвышенному.
– Искусство – это попытка пробудить в другом чувство возвышенного, но это возможно, только если этот другой уже испытал возвышенное в жизни. Искусство вызывает в памяти воспоминание о возвышенном. Все, что ты отныне прочтешь, только обогатится от того, что ты испытаешь за три месяца, пока не будешь читать, – объяснил доктор Блум. – Это как электрический велосипед, Салли Мо. Его нужно заряжать, но и крутить педали тоже придется, иначе не сдвинешься с места. Заряжаешь возвышенным, а педали крутишь, время от времени подпитываясь искусством. Так можно прожить жизнь, особо не напрягаясь. И никакой встречный ветерок тебе не помеха.
Брандан мне не помеха, он нормальный мужик. У них с мамой все равно ничего не получится, так пусть хоть попритворяются пока. Мама Донни осталась дома. Она думает, что Донни сбежал с бандой и полными карманами денег. Это мы ей так рассказали. Она верит, что однажды, в сочельник, он вернется домой на дорогом авто, а она как раз будет ждать его у окна и смотреть на падающий снег. Что ж, ждать ей придется долго. Если он и вернется домой, то в гробу. Бейтел во что бы то ни стало хотел поехать с нами, поучаствовать в охоте на сокровища – прошлую он пропустил. И побыть со мной.
