После ужина Джиджи отвела Блайт в сторонку, поговорить один на один.
– Эддисон волновалась перед сегодняшним вечером, – сказала она. – Она очень неуверенно чувствует себя из-за потери памяти. Трудно ей.
Блайт оценила ее прямоту:
– Должна признать, я немного беспокоюсь. Все происходит так быстро.
– Понимаю, что вы чувствуете. Но должна сказать, что такого чудесного человека, как Эддисон, нечасто встретишь. Не знаю, что у нее в прошлом, но если раньше она не была такой любящей и чуткой, то стала со временем. Я уверена, что и Гэбриел в ней это видит.
– Рада, что вы так считаете. Мне не терпится узнать ее поближе.
Взгляд Джиджи потеплел.
– Дайте ей шанс, Блайт. Она этого заслуживает.
Блайт потрясла головой и выдохнула. Посмотрела на сидящего перед ней детектива:
– Они симпатичные. Мне известно, что много лет назад они потеряли дочь, но как это повлияло на их привязанность к Эддисон – бог его знает. Но сама история, как Эд нашел Эддисон, которая ловила машину на шоссе в Нью-Джерси, без паспорта, без денег, без кредиток, вообще без ничего, всегда казалась мне подозрительной. Кто-то ведь должен ее искать? И так ли сложно было бы ее найти?
Детектив перестал писать и наморщил лоб:
– Трудно сказать. Если она приехала издалека и сменила имя, не так-то просто вычислить ее местонахождение. Но мы забегаем вперед. Как насчет телефона? У нее был с собой мобильник?
– Нет. Я же говорю, ничего у нее не было, и одежда только та, что на себе, – Блайт откашлялась. – Вот сейчас очень бы не помешало выпить воды.
Он принес бутылку «Эвиан» из холодильника и высокий стакан.
– Спасибо. – Она налила себе воды. – И еще одно.
– Да?
– У нее длинные шрамы на запястьях и выше, прямо до локтя. Серьезная попытка самоубийства.
Он поднял бровь:
– Ладно. Поскольку ее подобрали в Нью-Джерси и она двигалась на юг, я разошлю ту фотографию, которую вы мне дали, по кое-каким адресам в местных правоохранительных органах, и еще в Нью-Йорк. Пройдусь по базам данных о пропавших без вести и по записям больниц о попытках суицида за последние десять лет.
Он подался вперед:
– Вы хотите только узнать ее прошлое или чтобы я следил за ней тоже?
Блайт задумалась.
– Не уверена, что от этого будет толк. Она почти все время проводит или на работе, в фотомагазине, или с моим сыном.
– Вы удивитесь, сколько можно узнать, – сказал Фэллоу.
– Если вы считаете, что это поможет, то пожалуйста. Я не стремлюсь сэкономить.
– Я подумал сейчас, кому это можно доверить. Мы понаблюдаем за ней на следующей неделе, а вы пока принесите мне стакан или другой предмет посуды, которым она пользуется. Я возьму образец ДНК.
– Хорошо, конечно.
– Мне хватит информации, чтобы начать, – заверил он. – Копну поглубже и дам вам знать, как идут дела.
Блайт встала.
– Да, и я хотела бы уточнить, что все должно остаться между нами. Вы могли бы выходить на связь только по номеру моего мобильного?
Он пообещал, Блайт пожала ему руку и вышла. Сев в машину, она добавила его в список контактов под именем «Мэри Фэллоу», так что, если это имя выскочит на экране телефона, Тед и Гэбриел решат, что звонит очередная клубная знакомая, партнерша по теннису.
По дороге домой Блайт почувствовала, что на нее сходит умиротворение. По крайней мере, она предприняла конкретные шаги. Гэбриел был бы недоволен, если бы узнал, но потом он поймет, даже будет благодарен. В конце концов, это ее долг – защищать своих детей.
17. Эддисон
Я с замиранием сердца подаю контролеру посадочный талон – первый раз лечу с поддельными документами. Мне не дает покоя мысль, что использование данных умершей девочки когда-нибудь выйдет мне боком: все откроется, приедет полиция и арестует меня. Но контролер сканирует талон, звучит сигнал, и мне машут рукой на выход. Мы поднимаемся по трапу в самолет, и Гэбриел убирает наши чемоданы в отделения для багажа. Мы на несколько дней летим во Флориду, где он должен встретиться с потенциальным клиентом.
– У окна или у прохода? – спрашивает он.
– У окна. Спасибо.
Я уже готова сесть, но тут открывается кабина экипажа, и командир выходит поприветствовать пассажиров первого класса. Внезапно у меня перехватывает дыхание. Я леденею, руки трясутся. Хватаюсь за спинку кресла и падаю в него, споткнувшись о свою сумочку. Пытаюсь выровнять дыхание, но в голове снова и снова звучит ужасный голос. Заткнись. Закрой свой идиотский рот, пока я его тебе не закрыл. Хочется закричать, швырнуть что-нибудь. Меня обуревает ярость, и я так стискиваю кулаки, что ногти впиваются в ладони.
– Эддисон, что случилось? – Гэбриел в тревоге наклоняется ко мне.
– Отстань, – отрезаю я.
Он обижен, но мне все равно. Встаю, проталкиваюсь мимо него и иду в уборную. Заперев дверь, зажимаю рот руками, чтобы заглушить рвущийся изнутри крик. Хватаю рулон бумаги и истерзываю его в клочья. Мне хочется кидаться на стену, но даже в таком полубезумном состоянии я понимаю, что нельзя привлекать к себе внимание. Через несколько минут я начинаю дышать нормально. Умываю лицо и выхожу из уборной. Сажусь рядом с Гэбриелом, но он молчит, ждет, когда заговорю я.
– Прости. Не знаю, что на меня нашло. Какой-то флешбэк. Я не хотела на тебя огрызаться.
– Ничего, – мягко произносит он. – Что ты вспомнила?
– Не знаю, слишком быстро исчезло, но что-то неприятное. Не хочу говорить об этом.
Я думала о том, чтобы снова обратиться к кому-нибудь с этими флешбэками и попытаться на что-то выйти, но я уже испробовала этот способ раньше и не получила ничего, кроме разочарования. Психотерапевт, к которой меня направила социальная служба, сделала все возможное, чтобы помочь мне вспомнить, и мы полгода топтались на месте. Невролог тоже оказался бессилен. Я могу рассчитывать только на собственные силы.
В течение всего перелета мы молчали. Мрачные мысли притушили мою радость от путешествия.
* * *
Приземлившись в Палм-Бич, мы сразу едем в дом Оливеров – прекрасное место, окруженное водой, из каждого окна и двери открывается вид на море. Дом далеко не такой внушительный, как в Филадельфии, но его пляжная легкость нравится мне гораздо больше. Он весь увешан и уставлен семейными фотографиями в рамках. Беру фото Гэбриела и Хейли: они стоят на четвереньках и строят песочный замок на берегу, касаясь друг друга загорелыми плечами. Пробегаю взглядом по другим снимкам, которые задокументировали их взросление. Гэбриел старше сестры всего на шестнадцать месяцев, и подростками они выглядели почти как близнецы. Они всегда были близки, и даже теперь квартиру Гэбриела от квартиры Хейли отделяет не более полутора километров. Я ставлю фото обратно на стол, рядом с еще одним, где запечатлена вся семья. Они сидят в ресторане. Гэбриел обнимает Хейли, она прижалась к нему, оба радостно улыбаются во весь рот. Одиночество, преследующее меня день за днем, давит еще сильнее, когда я рассматриваю одну за другой эти фотографии.
