До 1926 года зимою я учился, а летом работал в хозяйстве отца. В 1926–27 гг. после окончания I курса Учительских курсов в Минске я работал заведующим и учителем школы рабочей молодежи при стеклозаводе «Коминтерн» в Бобруйском районе. С 1928 г. по 1931 г. я учился на литературном секторе польского отделения при пединституте им. Герцена в Ленинграде. Одновременно в 1930– 31 гг. работал преподавателем польского языка в Военно-политической Академии ордена Ленина в Ленинграде. После окончания Института в 1931 г. был направлен в Минский польский педагогический техникум преподавателем польского и русского языка и литературы. В 1932 г. был призван в РККА на 6-месячные курсы по подготовке среднего комсостава. После окончания их продолжал работать в техникуме и поступил учиться в институт аспирантуры при Белорусской Академии Наук. На втором курсе института аспирантуры я был арестован (6 ноября 1933 г.) и осужден Особым совещанием при Коллегии ОГПУ (в Москве) в феврале месяце 1934 г. по ст. 58 (10, 11) УК РСФСР на три года исправительно-трудовых лагерей. Через 2,5 года я был освобожден. Во время следствия я не дал никаких показаний о своей виновности, так как ни антисоветской агитации я никогда не вел и не принадлежал ни к какой контрреволюционной организации.
И не могло этого быть по моим убеждениям и работе.
В 1936 г. я приехал в г. Могилев и с этого времени до 10 марта 1943 года работал в различных средних школах города (№№ 17, 24, 1 и др.) преподавателем русского языка и литературы.
С 1928 г. по 1933 г. был членом Союза пролетарских и Союза советских писателей.
По поручению органов НКВД работаю по секретной линии с начала 1934 г. и до настоящего времени. В 1941 г. по поручению работника Могилевского управления НКВД БССР Кагановича остаюсь для нелегальной работы в г. Могилеве после прихода немцев. Являюсь инициатором создания и руководителем подпольной организации в г. Могилеве – «Комитета содействия Красной Армии».
Ввиду безусловной угрозы ареста я и моя жена с двухлетним сынишкой убежали из города 10.III.43 г. в 6-ю партизанскую бригаду Белоусова, где и нахожусь в настоящее время.
Я беспартийный, по национальности белорус. Мать моя из местных католиков, поэтому я учился в польских школах и хорошо знаю польский язык.
К. Мэттэ.
19. IV – 1943 г.
(РГАСПИ, ф. 625, оп. 1, д. 25, л. 433–434).
Вероятно, прекрасное знание польского языка и вызвало повышенный интерес к Мэттэ со стороны органов государственной безопасности. Точно так же легендарный разведчик Герой Советского Союза Николай Кузнецов, великолепно знавший немецкий язык, в 1932 году был арестован, завербован в качестве сексота ОГПУ, осужден на год исправительных работ, а затем долго готовился к нелегальной работе в Германии. Не исключено, что Казимира Мэттэ планировали забросить с нелегальной миссией в Польшу. Однако судьба распорядилась так, что Кузнецов в качестве обер-лейтенанта вермахта Пауля Зиберта появился в оккупированном Ровно, а Мэттэ возглавил подпольную организацию в занятом немцами Могилеве. К сожалению, о дальнейшей судьбе Казимира Юльяновича после апреля 1943 года никакими сведениями мы не располагаем. Знаю только, что он скончался в Минске в конце 2003 года (об этом мне любезно сообщил белорусский историк В.В. Скалабан).
Советское партизанское движение и «окончательное решение» польского вопроса в Белоруссии
После евреев и цыган хуже всего немцы относились к полякам. По трагическому совпадению, столь же плохо относилась к ним Советская власть. Хотя до апреля 1943 года сохранялись дипломатические отношения Москвы с польским правительством в изгнании в Лондоне, а советские партизаны в Белоруссии и на Украине еще не нападали на отряды Армии Крайовой и даже иногда сотрудничали с ними в борьбе против немцев. Бывший помощник начальника штаба по оперативной части 804-го стрелкового полка 229-й стрелковой дивизии С.И. Козлов, бежавший из лагеря военнопленных на территории Польши, свидетельствовал о настроении польского населения Полесья: «После того как германские власти применили к полякам более жестокие меры, чем даже к русским, украинцам, белорусам и литовцам, настроение польского населения резко изменилось в пользу Советской власти. Особенно горячо был встречен приезд Сикорского в Москву. В связи с этим среди польского населения оживленно комментировалось: Сикорский в Москве заключил договор с Советами, получил деньги и оружие, и теперь Польша будет восстановлена.
В феврале месяце 1942 года на Гайновском лесокомбинате (Брестская область) вспыхнула всеобщая забастовка, продолжавшаяся целую неделю. Основные требования рабочих были: «Хлеба, продуктов». Во всем рабочем поселке, на каждом доме, на каждом столбе были расклеены лозунги: «Долой Гитлера!» и «Помогать Сикорскому и Красной Армии громить Гитлера!», «Да здравствует Сикорский!», «Да здравствует Польша!» и целый ряд других лозунгов, призывающих польское население к борьбе с оккупантами».
Здесь советский офицер заблуждался только в одном: поляки стали терпимее относиться не к Советской власти, а к Советскому Союзу, как к государству, раз правительство Сикорского заключило с ним договор. Жить же под советским господством поляки западных областей Белоруссии и Украины и южной Литвы по-прежнему не испытывали ни малейшего желания. Из донесения Козлова хорошо видно, что поляки Полесья выступали за независимую Польшу.
В декабре 1942 года заместитель командира одного из партизанских отрядов, действовавшего в Вилейской области, Тимчук, сообщал в Москву: «Считаю, что в данный период немалую роль сыграли бы специальные польские группы, заброшенные в Западные области. Здесь надо учесть одно: наличие большого национального польского движения, недовольство против немцев и отсутствие среди местного населения боевых вожаков (во многом благодаря тому, что 22 тысячи польских офицеров и представителей имущих классов были в 1940 году расстреляны по приказу Сталина. – Б.С.). Польские националисты ведут агитацию, но только агитацию. Это не наши друзья, они не прочь от того, чтобы мы их избавили от немецкого ига, но они за помещичью Польшу.
Надо дать для Западных областей наряду с белорусским движением и большевистское по содержанию, польское по форме движение. Мне приходилось немало встречать этих польских патриотов, но когда с ними заговоришь по-польски, да еще скажешь, что идешь из Варшавы, да передашь им сведения о Сикорском, тут они тебя расцелуют, покормят, приютят, – словом, лучший гость. Ждать не надо».
То, что до 1943 года со стороны поляков не было никаких враждебных действий по отношению к советским партизанам, подтверждает и донесение командира партизанского отряда, действовавшего в Браславском районе Вилейской области, Н.И. Петрова: «В районе августовских лесов расположено большое количество отрядов польской обороны, численностью до 3000 человек и действующих в ряде районов Западных областей. Этими отрядами был организован налет на г. Поставы Вилейской области, где ими было уничтожено до 400 немцев и полицейских, а также ряд складов.
В июле 1942 года немцы силой до 3000 человек предприняли наступательные действия против отрядов польской обороны. Немцы, потеряв около 1500 человек, отступили.
