– Боже, ну чего он от меня-то хочет?! – завопил Филипп Филиппович, когда один из младших чиновников канцелярии сообщил ему, заглянув в его кабинет, что его просит видеть «тот давешний французик».
– Сказать, что не примете? – осведомился чиновник, уже пятясь.
– Да нет, пускай уж заходит, он же не отстанет! – зло проговорил Вигель, мысленно прикидывая, как бы раз и навсегда спровадить визитера.
Но тот вошел такой непринужденной походкой, без тени робости или искательства посмотрел на начальника канцелярии, с таким небрежным изяществом кинул на подоконник свою шляпу, так открыто и приветливо улыбнулся, что раздражение Филиппа Филипповича вдруг сменилось любопытством. Ему захотелось выслушать «французика».
– С чем вы ко мне, мсье Монферран? – спросил он, мысленно любуясь своим французским произношением.
– Увы, с тем же самым, – ответил визитер, усаживаясь на предложенный ему стул и слегка откидываясь на спинку, как человек, уставший от долгого хождения пешком. – Увы, мсье, с тем же, с чем я приходил к генералу Бетанкуру. Если в ближайшую неделю-две я не найду места, мне придется умереть с голоду или наняться куда-нибудь гувернером.
На языке у Вигеля вертелся вопрос: «И что вы предпочтете?» – однако он сдержался и сказал совсем другое:
– Но послушайте, мсье, работа вам была предоставлена, если не ошибаюсь, в полном соответствии с вашей рекомендацией. И надо сказать, мсье Бетанкур не всем оказывает подобные любезности. Наняться рисовальщиком на фарфоровый завод не так легко. А вы что наделали? Заломили такую цену, что у министра финансов волосы зашевелились на голове! Три тысячи рублей в год! Это же плата главному архитектору на большом строительстве! Само собою, вам отказали. Вы что же, не понимали, что откажут?
Монферран посмотрел на Вигеля своими ясными синими глазами и ответил, опять улыбнувшись:
– Понимал. Я на то и рассчитывал.
Начальник канцелярии усмехнулся:
– Ну да. Вам не захотелось разрисовывать сервизы, будучи архитектором. А мсье Бреге в своем письме называет вас именно хорошим рисовальщиком, ибо сам не архитектор и об архитекторских ваших способностях ничего написать не может. Но ваш хитроумный ход плохо для вас закончился. Мсье Бетанкур два раза подряд давать рекомендации не станет, он ни с кем не нянчится.
– Понимаю, – просто сказал Огюст. – Потому я и пришел не к нему, а к вам.
– А чем я могу быть вам полезен? – уже без ехидства спросил Филипп Филиппович.
– Разве не вы в основном нанимаете служащих в Комитет? – спросил Монферран.
– Положим, если и я… Хотя, как вы понимаете, правом личного выбора я здесь не располагаю, я только чиновник. А вы что же, хотели бы войти в состав Комитета? И в какой сфере градостроительства желаете проявиться или, может быть, и начальствовать?
Огюст и бровью не повел в ответ на эту явную издевку и так же спокойно парировал:
– Я еще слишком мало знаю Петербург, мсье Вигель, чтобы взять на себя такую ответственность. Но я слышал, что вам требуется начальник чертежной мастерской. Может быть, на эту должность я вам подойду?
– Может быть, и подойдете, – задумчиво произнес Филипп Филиппович, все с большим интересом разглядывая молодого архитектора. – Но только на этой должности вас может утвердить один Бетанкур. Он и никто другой.
– Разумеется. Однако мне говорили, что он обычно прислушивается к вашим советам и уважает ваше мнение.
Стрела была точно направлена в цель. Бледные, рано утратившие свежесть щеки Филиппа Филипповича покрыла пунцовая краска.
– Даже если вы льстите, мсье Монферран, то красиво это делаете! И все-то вы слышали, и все-то вы знаете. Да, Бетанкур меня здесь не держал бы, если бы мне не доверял. Но у него очень строгий подход к вопросам такого рода… Правда, советы он иногда слушает, но чаще советы, исходящие не снизу, а сверху. Хм! Я могу предложить вас на должность начальника чертежной и даже обещаю вам, что сделаю это, ибо вы мне нравитесь. Не улыбайтесь, действительно нравитесь. Перед тем как вы сюда вошли, я придумывал, как бы вас спровадить, а сейчас думаю, как сделать, чтобы вы остались в Комитете. Да! Но мсье Бетанкур может отклонить мою просьбу. Генерал наш суров.
Огюст на миг опустил глаза, потом поднял их и тихо сказал:
– Но вы тогда напомните генералу, что мое имя известно его величеству императору и что у императора хранится альбом с моими проектами, который я имел честь ему преподнести два года назад в Париже. Быть может, одобрение его величества, которое он мне высказал письменно, станет тем самым «советом сверху», о котором вы сейчас говорили.
Вигель улыбнулся:
– Бетанкур знает о вашем альбоме, будьте покойны. Еще когда вы две недели назад впервые здесь появились, он велел справиться, кто вы такой, и откуда взялись, и знает ли вас кто-нибудь где-нибудь. Вы в России, мсье, здесь нельзя без этого. Однако же, что греха таить, сам император никакого интереса к вам с тех времен не проявлял, а спрашивать его мнения по поводу устройства вашего в Комитет генерал, само собою, не станет. Но я действительно напомню его светлости, что император отнесся к вам благосклонно. Словом, вы можете рассчитывать на мою поддержку, но обещать ничего точно я вам не могу. Через несколько дней зайдите ко мне.
Этой фразой господина начальника канцелярии разговор, однако, не закончился, и полчаса спустя оба молодых человека вместе вышли на улицу и зашагали по нарядной, ослепительной в лучах июньского солнца набережной Невы.
– Куда вы направляетесь, мсье? – спросил Вигель, рассчитывая узнать, где поселился столь заинтересовавший его француз.
– Мне нужно сегодня еще сделать один визит, – с прежней своей великолепной улыбкой ответил архитектор. – Но сейчас… – тут он взглянул на часы, – сейчас еще рано. Быть может, вы позволите пригласить вас отобедать?
Из предыдущих речей Огюста проницательный господин Вигель легко догадался, что с деньгами у архитектора более чем трудно и что он находится сейчас на пороге самой отчаянной нужды. Кроме того, и щегольской костюм, так ловко сидевший на ладной фигуре мсье Монферрана, был все тот же самый, тот же, что поразил чиновников Комитета две недели назад, стало быть, он был единственный.
К чести своей, Филипп Филиппович несколько секунд медлил с ответом. Но тут же утешил себя тем, что отказ может обидеть француза.
– Извольте, – поклонившись, ответил он.
И они зашли в подвернувшуюся на пути ресторацию… Заказав превосходный обед для своего нового знакомого, сам Огюст почти не притронулся к еде, объяснив это тем, что пообедал перед посещением канцелярии и что вообще старается днем есть меньше, чем утром, ибо в его роду многие были склонны к полноте. Он только пощипывал шпинат да небрежно отпивал из бокала отменный темный портвейн.
«Ей-же-ей, лихой малый! – про себя подумал Вигель, уписывая зайчатину с укропом, наслаждаясь лещом в сметане и с тоской переполненного желудка посматривая на блины с медом. – Ей-же-ей, надо уметь так держаться!.. Но этак он к концу обеда упадет в обморок!»
