– Я… слишком люблю вас, чтобы отправить в отпуск, больше похожий на опалу, – откровенно сказал он, ловя взгляд фраганца. – Будь это вашим собственным желанием, что поделать, я бы согласился. Но даже вся Фрагана не заставит меня расстаться с человеком, которого я… считаю вторым отцом.
– Мальчик мой…
Узкие губы месьора д’Альбрэ дрогнули, а взгляд разом утратил насмешливость.
– Прошу, месьор, подумайте! – с жаром продолжил Аластор. – Может, наша страна не такая теплая и красивая, как ваша белль Фрагана! Но мы умеем ценить друзей. Я хоть сегодня подпишу документы на ваше подданство и дворянство Дорвенанта. Наследное, разумеется. Из уважения к вашему происхождению и заслугам перед короной! А еще, – добавил Аластор в порыве вдохновения, – почему бы вам не открыть в Дорвенанте фехтовальную школу? Я подпишу вам королевский патент. Вы же личный фехтмейстер короля, но мы оба понимаем, что я научился всему, чему мог, и выше не поднимусь. А такой мастер, как вы, должен передать свое искусство настоящим ученикам!
– Ни слова о настоящих учениках, мальчик мой, – дрогнувшим голосом попросил фраганец, и в его глазах блеснуло что-то… уж не слеза ли? Которую он поспешно сморгнул. – Клянусь Пресветлым, настоящий и любимый ученик у меня останется один.
– Так вы согласны?! – возликовал Аластор и в порыве чувств обнял фраганца. – Остаетесь?! Ух, и поговорю же я с месьором послом! – протянул он мечтательно и хищно.
– Разве можно… отказать… – просипел д’Альбрэ, и Аластор поспешно его отпустил. – Ф-фух! Я говорю, разве можно отказаться от такого великодушного предложения? – улыбаясь, повторил он и предусмотрительно отступил на шаг, одергивая камзол. – Значит, королевский патент? Юноша, а вы знаете, что даже во Фрагане всего три школы учат фехтованию под покровительством королевского дома? Это огромная честь.
– Которой вы достойны как никто другой, – твердо сказал Аластор, у которого с плеч только что упал целый дворец, не меньше. – Итак, мы договорились? Считайте, дворянская грамота и королевский патент у вас в кармане. Поместье вы, наверное, захотите рядом с нашим?
– Ну, зачем мне поместье, мальчик мой? – вздохнул д’Альбрэ, все-таки сморгнув коварно блеснувшую слезинку. – В хозяйстве я ровно ничего не смыслю и не собираюсь на старости лет учиться, а если захочу поохотиться, ваш батюшка, надеюсь, всегда примет меня в гостях. Если хотите сделать мне подарок, пусть это будет сама школа – просторный дом в столице, который можно переделать для занятий.
– Решено, – радостно согласился Аластор. – Думаю, с тренировкой на сегодня хватит! Почему бы нам не выпить шамьета, пока лорд Аранвен не явился с докладом? И обсудим вопрос, в каком районе Дорвенны будет ваша школа. Если подходящего особняка не найдется, велю построить. – И добавил вкрадчиво: – Но вы, наверное, пожелаете что-нибудь поблизости от купеческих кварталов? Например, напротив Арментротов, чтобы некая особа могла вечерами слышать, как вы играете на лютне у себя на балконе.
– О, на этот счет можете не беспокоиться, – фыркнул дражайший наставник, ставя их рапиры на место. – Я совершенно не сочту за труд прогуливаться под балконом этой особы, как только она снимет траур. И, конечно, прихватывать с собой лютню.
Так, перешучиваясь, они вышли с площадки. Аластор скинул тренировочный камзол, оставшись в одной рубашке – день был все жарче. И плевать на этикет, к тому же привилегия королей – вести себя как хочется, а не как положено. В серьезных случаях он приличия не нарушает, но такие мелочи не стоят того, чтобы портить себе ими настроение.
Кивнув караулу у дверей своего кабинета, он провел месьора д’Альбрэ внутрь, дернул за шнурок, вызывая Джастина, и попросил у мгновенно появившегося камердинера шамьет. Жестом предложил наставнику присаживаться и пожаловался в шутку, но изрядная доля серьезности в этой шутке была:
– Лучано нет всего пару часов, а мне его уже не хватает! Все же так, как он, шамьет здесь никто не варит. Про его умение узнавать новости я и вовсе молчу.
– Ваш друг наделен многими талантами, – согласился месьор, опускаясь в кресло. – Искренне надеюсь, что его визит домой завершится успешно и достаточно скоро.
– Уже не беспокоитесь на его счет? – усмехнулся Аластор, отодвигая документы, которые подписал вчера вечером, но еще не успел отдать лично Аранвену. Самым важным из них был приказ лордам о передаче крестьян для строительства мануфактур на землях короны. – Что он меня убьет или дурно повлияет?
– Что убьет – нет, пожалуй, – задумчиво отозвался месьор д’Альбрэ. – Кажется, он действительно вам предан. Что дурно повлияет… Мальчик мой, я бы счел себя отвратительным наставником, если бы на вас, в вашем возрасте, с вашим умом и силой воли, можно было дурно повлиять кому угодно. К счастью, воспитание вашего почтенного батюшки и мои скромные усилия принесли должные плоды.
– Кажется, я за всю жизнь не получал от вас такого количества комплиментов, как за это утро. – От растерянности и смущения Аластор неловко пошутил: – Значит, вы считаете, что дурному влиянию я поддаться не способен?
– О, что вы, ваше величество! – с ехидцей отозвался бретер. – Как я могу сомневаться в ваших способностях? Готов присягнуть, вы можете что угодно! Даже поддаться дурному влиянию, если пожелаете! Но, надеюсь, исключительно по собственному выбору и тщательно обдумав последствия.
– Туше, – рассмеялся Аластор. – Один-один, месьор!
И нахмурился, сообразив, что звуки за дверью какие-то неправильные… Если можно так назвать громогласное поминание Баргота и его связей, столь непотребных, что Аластор начал краснеть. Ежи-то тут причем?!
Ругань стала еще яростнее и громче, разъяснив, что злополучных ежей Баргот лично использует для вразумления гвардейца, не желающего пропустить даму… Даму?!
Только теперь Аластор узнал голос за дверью и похолодел. Леди Мэрли?! Что должно было случиться, чтобы живое воплощение придворного этикета повысило голос, да еще так?!
Тело думало быстрее – мысль еще не успела промелькнуть, когда он, вскочив, толкнул дверь, и та, хотя обычно открывалась медленно, распахнулась и ударилась о противоположную стену…
– Леди Миранда, что случилось?! – выдохнул Аластор. – Что-то с девочками?!
Леди Мэрли отчаянно замотала головой, ее прическа совершенно развалилась, на пол посыпались шпильки, со стуком рассыпаясь по паркету. Аластор отвлеченно удивился, что все его внимание вдруг приковало не мучнисто-белое лицо старой леди, и не ее дрожащие руки, а именно эти шпильки с жемчужными головками. Они катились так медленно, словно во сне…
– Ее величество, – прохрипела леди Мэрли надсадно, словно сорвала голос. – Она упала… на лестнице! Ваше величество, целители…
И, закатив глаза, осела на руки месьору д’Альбрэ.
Бег по дворцу Аластор не запомнил. Просто мелькали коридоры и галереи, вытаращенные глаза, мучнисто-белые лица, красно-золотые мундиры стражи и черно-бело-серо-фиолетовые пятна прочих придворных. Цветная круговерть, в которой ничего не разобрать, да он и не пытался. Просто несся мимо, не думая, успеют ли ему уступить дорогу. Сердце стучало где-то в горле – не от напряжения, а от дикого, смертельного страха. И тем же страхом, что заменил сейчас разум, превратившись в звериное чутье, Аластор выбирал направление. Откуда-то он понял, что бежать нужно не к покоям Беатрис, а в комнаты целителей. Наверное, кто-то все же указал ему путь. Или же исступленный, рвущийся из Аластора зверь почуял ужас и боль, разлитые в воздухе, и поспешил туда, где они были гуще всего. Последний коридор! Зеленая дверь – чтобы даже человек, не знающий дворца, мимо не прошел, кто-то рядом…
