– Я запомню, – пообещал Аластор, поднимаясь. – Благодарю вас за очередной урок, милорд. И… за то, что вы делаете для Дорвенанта. Сейчас и много лет до этого…
Аранвен молча склонил совершенно седую голову с гладкими, тщательно заплетенными волосами, и Аластор не мог не подумать, что пожелай эта голова надеть корону, наверняка это могло случиться. И, возможно, даже пошло бы Дорвенанту на пользу. А может, и нет.
Что ж, а вот теперь – точно в купальню! Сейчас ему это просто необходимо!
Глава 35
Ало-золотое
В купальне – хоть и не арлезийской, о которой с той памятной вечеринки вспоминалось с легкой завистью, но тоже неплохой, – Аластор почувствовал себя куда лучше. Теплая душистая вода словно смыла и тревоги, и липкий тяжелый ужас, и усталость, и даже сердце, кажется, забилось ровнее…
Да и вообще, в горячем бассейне было так хорошо, что Аластор плескался, пока курившийся над водой парок не стал оседать, а сама вода изрядно остыла. Кажется, он даже вздремнул там немного, сквозь сон чувствуя, как вода теплеет снова, подчиняясь действию артефакта. Час, а может и два… Ужасно бестолковая трата времени, но… даже король может иногда отдохнуть!
Джастин тенью скользнул в купальню, положил стопку свежей одежды на длинную скамью и протянул белье.
– Спасибо, Джастин, – благодарно кивнул Аластор и осторожно поинтересовался: – Не слышно ли чего-нибудь о самочувствии Фарелла?
– Помощник магистра Бреннана проводил лорда Фарелла в его комнату, – почтительно откликнулся старик-камердинер. – Там лорд Фарелл имел краткую беседу с лордом Аранвеном, после которой уснул. Полчаса назад он пробудился, велел принести закуски для себя и молока для енота, который тоже проснулся.
– О, значит, и я к нему зайду! – обрадовался Аластор, одеваясь. – Моя супруга ничего не передавала?
– Фрейлины ее величества сказали, что у нее чрезвычайно болит голова, она взяла у лейб-лекаря зелье и никого не намерена принимать.
– Понимаю, – кивнул Аластор, испытывая малодушное облегчение.
После утренней ссоры разговаривать с Беа не хотелось совершенно. Конечно, она больна, это все объясняет, но глупая обида не желала отпускать и грызла где-то внутри, напоминая, что Беатрис и до этого ужасного происшествия в последнее время сильно изменилась. Нелепые придирки, непонятные смены настроения, странные претензии – вспомнить хотя бы случай с Дани.
«Зайду к ней после ужина, – пообещал он себе, надевая мягкие домашние туфли. – Головная боль наверняка пройдет, мы сможем спокойно поговорить, я ей все объясню! Заодно попрошу приструнить фрейлин, чтобы не болтали лишнего и не расстраивали девочек».
Из комнаты Лучано упоительно, прямо-таки вызывающе пахло шамьетом. Втянув носом это благоухание, Аластор обрадовался и возмутился одновременно. Целители ведь говорили, что Лу нужен покой! А этот паршивец варит шамьет, как будто с королевской кухни его пить невозможно!
Постучав и по привычке сразу приоткрыв дверь, он уже хотел высказать все, что думает о таком пренебрежении здоровьем, но осекся. У жаровни стоял Дункан, а Лу развалился на постели, почесывая блаженно подставившего пузо Перлюрена. Рядом с енотом расположился Флориморд, алчно поглядывая на столик, уставленный закусками. Кажется, рулетики из семги, запеченной в сливочном соусе, находились в нешуточной опасности.
– Ваше величество! – Дункан, который заметил его первым, поклонился, не выпуская из рук шэнье. – Вы как раз вовремя! Я только что собрался ставить вторую партию шамьета. Или вы предпочтете шоколад?
– Я предпочту что угодно, лишь бы побыстрее, – признался Аластор. – И что-нибудь съесть, если позволите. И зовите меня Аластором, в конце концов, мы же не в тронном зале.
– Альс! – Лучано привстал с постели, и Перлюрен, которого он спихнул, недовольно хрюкнул. – Присаживайся! Будешь итлийские сладости? Апельсин? О, попробуй котлеты из утки, тебе должно понравиться. И семгу, да?
– И семгу, – согласился Аластор, пока Лучано торопливо накладывал ему закуски. – Дункан, как хорошо, что вы приехали! Я собирался за вами посылать, а вас будто Благие привели!
– В этот раз роль Благих, при всем моем уважении к ним, исполнил магистр Бреннан, – улыбнулся разумник. – Он попросил меня осмотреть лорда Фарелла, который долгое время был без сознания. Более того, его сердце остановилось, а это чрезвычайно вредно для работы мозга. Сам магистр при осмотре никаких нарушений не нашел, но разумники смотрят несколько иначе, чем целители. Поэтому мы решили не пренебрегать никакими возможностями. А лорд Фарелл был так любезен, что согласился на осмотр, но слишком разнервничался, вот я и решил, что чашка шамьета не помешает.
Он снова лукаво улыбнулся, выразительно посмотрев на Лучано, который тут же напоказ вздохнул и заявил:
– Видят Благие, я бы охотно позволил вам любой осмотр своей персоны! Даже самый… пристальный! Но все эти манипуляции с разумом… Дорогой магистр, вы же понимаете, что подвергаетесь нешуточной опасности увидеть наконец мои истинные чувства к вам!
– О, милорд, не беспокойтесь, – не остался Дункан в долгу, пока Аластор пытался не фыркнуть, чтобы не подавиться семгой. – Наивные юношеские фантазии я обещаю не трогать. Пусть остаются в вашем полном распоряжении.
– Туше, – признал Лучано, и Аластор все-таки фыркнул.
Магистр, тоже усмехнувшись, поставил на жаровню шэнье и принялся отмерять в нее шамьет. Его светло-бежевый камзол, расшитый тонкой золотой нитью, блеснул в солнечных лучах, льющихся из окна, и Аластор поймал взгляд Лучано. Тоскливый и восхищенный, как у Флориморда, любующегося семгой. Вот ведь неугомонное дитя Итлии! Магистр сколько раз давал понять, что Лу не на что надеяться, а тот все не уймется. Впрочем, кажется, Дункана это скорее развлекает, чем оскорбляет. А еще он до сих пор носит зеленый шелковый платок. И вряд ли только потому, что зеленое ему удивительно к лицу.
Подумав про Айлин, Аластор невольно перескочил мыслями дальше.
– А после того как осмотрите Лу, – начал он осторожно. – Разумеется, после! Не согласитесь ли вы… Дункан, я прошу вас, осмотрите еще и Беа! Понимаете, она… у нее…
– Ее величество несколько не в себе? – понимающе подсказал разумник, и Аластор закивал.
– У нее такие странные мысли, если бы вы только знали! Она… она ревнует меня к Айлин! К Айлин! Как это вообще возможно? – добавил он, мучаясь такой беспомощной растерянностью, что самому стало противно.
– У ее величества, несомненно, есть к этому основания, – невозмутимо подтвердил разумник и поднял ладонь, перебивая возмущенно вскинувшегося Аластора. – Я вовсе не имею в виду вас, как и леди Айлин. Но ее величество – итлийка, хотя и прожила половину жизни в Дорвенанте. В Итлии дружба – величайшая драгоценность, столь редкая, что баллады о ней слагают не реже, чем о любви, причем иногда гораздо чувствительнее. Не так ли, милорд?
