– И его казнили?! – поразился Лучано, пытаясь представить нечто подобное в Итлии.
– Казнили, – кивнул канцлер. – Главы Трех Дюжин почти единогласно воззвали к древней «Правде», и принцу отрубили голову. Потом, правда, род Эдалан попал в королевскую опалу под явно надуманным предлогом и постепенно захирел, но прецедент, как говорят законники, был создан.
Апельсин в руках Лучано стал неприятно теплым. Разжав ладони, Лучано посмотрел, как тяжелый оранжевый мячик падает на ковер и катится куда-то под кровать. А потом заставил себя поднять голову и встретить взгляд канцлера.
– Сегодня утром королева Беатрис приказала мне убить синьорину Айлин, – сказал он, слыша свой голос будто через чудовищную толщу воды, таким глухим и тихим он казался. – Не зная, когда я вернусь, такой же приказ она отдала Шипу по имени Фредо. Я убил его. А королева убила меня. С первого дня в Дорвенанте я жил под проклятием, которым она хотела обеспечить мое послушание. Она уже приказывала убить синьорину, когда впервые посчитала ее опасной соперницей и отправила меня к Разлому. Я должен был проследить, чтобы в столицу вернулся только Аластор…
– Но вы этого не сделали, – тихо подсказал канцлер.
– Не сделал, – согласился Лучано. – Сослался на аркан, который нас троих связал, уверил ее, что синьорина Аластору как сестра, и королева согласилась отменить приказ. До поры. До сегодняшнего утра. Когда она поняла, что я снова не исполню ее волю, она меня убила. И если бы не связь между мной, синьориной Айлин и монсиньором, если бы не Лионель Саграсс и целители…
Его голос все-таки осекся, потому что воздух вдруг закончился, и на Лучано повеяло едва уловимым ароматом полыни и лаванды. То ли предупреждение, то ли напоминание.
– Вы очень везучий человек, милорд, – задумчиво сказал канцлер. – Хотя ваше везение лишь следствие других, более глубоких обстоятельств. Если бы в походе к Разлому вы не стали другом леди Айлин и его величества, она не связала бы вас арканом. Если бы вы не проявили милосердие к осужденному на смерть, а после не относились к нему так великодушно, кто-то другой, не обладающий его опытом и сообразительностью, не успел бы спасти вас. Полагаю, сегодня в поединке с бывшим собратом вам тоже повезло. Тем везением, которое результат мастерства и готовности идти до конца. Вас не зря прозвали Счастливчиком, юноша, но ваше счастье не подарок судьбы, а заслуженная плата… Хорошо, я вас понял. Кто еще знает об этом?
– О первом приказе королевы убить синьорину знает сама Айлин и грандсиньор Дункан. Теперь еще и вы. О том, что случилось сегодня, я, вы и… грандсиньор Бастельеро.
Канцлер закрыл глаза и беззвучно шевельнул губами. Лучано показалось, что он распознал самое короткое и грубое из дорвенантских ругательств, но этого, разумеется, не могло быть. Ведь не могло же?
Он затаил дыхание, ожидая, и через несколько долгих вдохов Аранвен открыл глаза и медленно уронил:
– Так… Фарелл, вы… Впрочем, нет. Вы были правы. Если это выплывет в ближайшее время, я не завидую нам всем. Королю, вам, Дорвенанту. Хорошо, пусть будет так. Но больше не должен знать никто. Никто, вы слышите?
– Я не самоубийца! – возмутился Лучано. – Разумеется, я буду молчать. Грандсиньор, Претемной клянусь, будь у меня больше времени, я бы попросил совета у вас и грандсиньора Дункана! Но у меня было всего несколько минут, я не знал, что делать, а потом… Признаюсь, потом я просто не выдержал. Это же он подарил ей проклятое ожерелье! Вы меня осуждаете?
– Осуждаю? Нисколько. Но если бы я знал эти обстоятельства заранее, я бы попросил вас подождать, – с ледяной убийственной прямотой сказал Аранвен. – Мануфактуры строятся в долг, итлийские деньги еще не пришли, и если Риккарди отзовет кредит, мы рухнем в пропасть. Но если Три Дюжины узнают, что королева покусилась на жену и наследника Бастельеро… Королю придется ее казнить, иначе случится бунт. Если целители и разумники докажут, что она действовала во временном безумии, возможно, удастся обойтись расторжением брака и высылкой. Но лишь в том случае, если вы будете молчать о том, первом приказе. В Дункане я уверен. Леди Айлин… полагаю, она тоже осознает последствия, в этой девочке благородства больше, чем мы все заслужили. Если Бастельеро хватит ума действовать осторожно, все может обойтись малой кровью. Но, увы, в этом деле кровь неизбежна в принципе. Как ни жаль, но следует думать не о чувствах короля, а о спасении Дорвенанта. Вы меня понимаете, Фарелл?
– Да, грандсиньор, – склонил голову Лучано. – Я буду молчать, пока это все так или иначе не разрешится. Спасения Беатрис я хочу меньше всех, а грандсиньор Бастельеро, следует признать, имеет право на месть. Как и я, но я готов уступить ему эту честь. Умоляю только, постарайтесь, чтобы Аластор пострадал как можно меньше. Мне сказали, он едва перенес потерю ребенка. Второй удар может оказаться ему не по силам.
– Тогда будьте рядом с ним, – уронил канцлер, вставая. – Однажды связавший вас троих аркан уже спас его душу и разум, хотя это спасение дорого обошлось леди Айлин. Постарайтесь, чтобы это было не зря. И если у вас получится, можете считать, что я ваш личный должник, а платить долги Аранвены умеют.
Лучано хотел сказать, что сделает это не ради выгоды, а ради Альса, но промолчал. Последние дни были полны уроков, и одно он запомнил твердо: лишних должников не бывает. Кто знает, когда и для чего ему понадобится благосклонность грандсиньора Аранвена? Время ученичества кончилось, больше не будет никаких скидок, подсказок и защиты мастера. Ты хотел свободы, Фортунато, получай же ее полной мерой и не захлебнись!
– Я постараюсь вас не разочаровать, грандсиньор, – сказал он, и канцлер одобрительно кивнул.
Прошел к двери и уже возле нее остановился, обернулся, взглядом указав на столик.
– Не забудьте выпить лекарство, милорд, – попросил он с искренней заботой. – Я обещал юному Бреннану проследить за этим, надеюсь, вы будете благоразумны. Кстати, приглядитесь к юноше. Он умен, честолюбив и, говорят, исключительно талантлив. Мэтр Бюзье уже немолод, рано или поздно его величеству понадобится новый лейб-лекарь.
– Вы думаете, это будет зависеть от меня? – удивился Лучано. – Я полагал, что таким важным делом, как выбор королевского лекаря, занимается ваша служба.
– Верно полагаете, милорд. – По губам канцлера скользнула странная улыбка, едва заметная и быстрая, как тень. – Но я надеюсь, что моему преемнику не придется заниматься всеми делами Дорвенанта и королевского двора в одиночку. Видят Семеро, это тяжкое бремя. И если часть забот удастся переложить на чьи-то надежные и верные плечи, тем лучше, милорд, тем лучше. Не верьте, когда вам скажут, что Аранвены жаждут власти. Мы просто несем ее как привычную ношу, потому что каждый должен исполнять свой долг. Дорвенны – править, мы – стоять за их троном. И каждый из нас надеется, что преемнику повезет больше, и страна получит умного, великодушного и сильного короля, под рукой которого наконец расцветет. Я тоже надеюсь на это, милорд. Ведь не могут же на троне Дорвенанта вечно сидеть подобные Малкольму?..
