— Вам не стоило… Но спасибо, — сказала я.
Мы стояли под проливным дождем молча, глядя вдаль над озером и прислушиваясь к шороху ливня.
Через какое-то время он заметил:
— Поскольку мы вынуждены оставаться на этом острове, полагаю, не будет вреда, если мы познакомимся.
Я попыталась опознать его акцент — оксфордский, с легкой примесью какого-то еще. Может быть, скандинавского?
— Меня зовут Флавия, — ответила я. — Флавия де Люс.
— Я Пембертон, Фрэнк Пембертон. Приятно познакомиться, Флавия.
Пембертон? Не тот ли это человек, который приехал в «Тринадцать селезней» в тот момент, когда я пряталась от Тулли Стокера? Я не собиралась афишировать этот свой визит и поэтому промолчала.
Мы обменялись влажным рукопожатием и затем отодвинулись друг от друга, как часто делают незнакомцы, даже после того как коснулись друг друга.
Дождь не утихал. Еще через какое-то время он сказал:
— А я знаю, кто ты.
— Правда?
— Угу. Для каждого, кто серьезно интересуется английскими сельскими усадьбами, де Люс — хорошо известное имя. Ваша семья, в конце концов, указана в «Кто есть кто?».
— А вы серьезно интересуетесь английскими сельскими усадьбами, мистер Пембертон?
Он рассмеялся.
— Профессионально, боюсь. Я пишу книгу на эту тему. Думаю назвать ее «Старинные усадьбы: прогулка сквозь века». Звучит довольно впечатляюще, не так ли?
— Полагаю, это зависит от того, кого вы хотите впечатлить, — ответила я. — Но, пожалуй, да… впечатляет.
— Мой дом в Лондоне, разумеется, но я путешествую по этой части страны уже довольно давно, делая заметки. Я очень надеялся осмотреть вашу усадьбу и пообщаться с твоим отцом. По правде говоря, именно для этого я и приехал.
— Не думаю, что это возможно, мистер Пембертон, — заявила я. — Понимаете, в Букшоу неожиданная смерть, и отец… помогает полиции проводить расследование.
Непреднамеренно я извлекла эту фразу, слышанную в радиосериалах, из закромов памяти, но, только произнеся ее, я осознала, откуда она.
— Боже мой! — воскликнул он. — Неожиданная смерть? Надеюсь, не член семьи?
— Нет, — ответила я. — Совершенный незнакомец. Но поскольку его обнаружили в огороде Букшоу, понимаете, отец обязан…
В этот момент дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Засияло солнце и заиграло в радужных лужицах на зеленой траве, и где-то на острове запела кукушка, точно как в конце шторма в завершении Пасторальной симфонии Бетховена. Клянусь, так оно и было.
— Отлично понимаю, — сказал он. — Я бы не посмел помешать. На случай если полковник де Люс пожелает связаться со мной, я остановился в «Тринадцати селезнях» в Бишоп-Лейси. Я уверен, что мистер Стокер будет рад передать послание.
Я сняла накидку и отдала ему.
— Спасибо, — поблагодарила я. — Мне надо возвращаться.
Мы побрели через озеро, словно парочка купальщиков, отдыхающих на побережье.
— Было приятно познакомиться, Флавия, — сказал он. — Уверен, со временем мы станем закадычными дружками!
Я наблюдала, как он идет по лужайке в сторону каштановой аллеи и скрывается из виду.
11
Я нашла Даффи в библиотеке, она восседала на верху передвижной лестницы.
— Где отец? — спросила я.
Она перевернула страницу и продолжила читать с таким видом, как будто меня и на свете нет.
— Даффи?
Я начала закипать как чайник: это булькающее оккультное варево может быстро превратить Флавию Невидимую во Флавию Священный Ужас.
Я ухватилась за лестничное колесико и хорошенько потрясла лестницу, а потом толкнула, чтобы она покатилась. Когда лестница трогалась с места, ее довольно легко было двигать дальше, Даффи вцепилась в верхушку, как паралитик, а я толкала лестницу вдоль длинной комнаты.
— Прекрати, Флавия! Останови ее!
Когда двери приблизились на опасное расстояние, я затормозила, обежала лестницу с другой стороны и толкнула ее в противоположном направлении, и все это время Даффи болталась наверху, как дозорный на китобойном судне в Северной Атлантике.
— Где отец? — крикнула я.
— Он все еще в кабинете с инспектором. Останови эту штуку! Останови ее!
Поскольку у нее был такой вид, будто ее сейчас стошнит, я остановилась.
Даффи сползла, пошатываясь, с лестницы и осторожно ступила на пол. На миг я подумала было, что она набросится на меня, но ей потребовалось необычно много времени, чтобы твердо встать на ноги.
— Иногда ты меня пугаешь, — сказала она.
Я чуть не заявила ей, что временами я пугаю саму себя, но потом вспомнила, что молчание иногда может нанести больший урон, чем слова. Я прикусила язык.
Глаза у нее все еще были как у загнанной ломовой лошади, и я решила воспользоваться удобным случаем.
— Где живет мисс Маунтджой?
Даффи смотрела на меня непонимающе.
— Мисс библиотекарша Маунтджой, — добавила я.
— Понятия не имею, — сказала Даффи. — Я не пользовалась сельской библиотекой с тех пор, как была ребенком.
Широко распахнутыми глазами она смотрела на меня поверх очков.
— Я подумывала спросить у нее совета, как стать библиотекарем.
Идеальная ложь. На лице Даффи отразилось чуть ли не уважение.
— Не знаю, где она живет, — сказала она. — Спроси мисс Кул из кондитерской. Она знает, что творится под каждой кроватью в Бишоп-Лейси.
— Спасибо, Дафф, — поблагодарила я, когда она упала в обитое тканью кресло с высокими подлокотниками. — Ты молодчина.
Одним из главных удобств жизни рядом с деревней является то, что в случае необходимости туда можно быстро добраться. Я ехала на «Глэдис», думая, что неплохо бы завести вахтенный журнал вроде того, который ведут пилоты. К настоящему моменту мы с «Глэдис», должно быть, накатали несколько сотен полетных часов, бо́льшую часть из них — в Бишоп-Лейси и обратно. Время от времени, прикрепив к багажнику корзину для пикника, мы вместе забирались еще глубже в поля.
Однажды мы ехали все утро в поисках постоялого двора, где, как говорили, Ричард Мид останавливался на одну ночь в 1747 году. Ричард (или Дик, как я иногда его называла) был автором «Технического отчета о ядах в нескольких эссе». Опубликованная в 1702 году, эта книга была первой на эту тему на английском языке, это издание стало гордостью моей химической библиотеки. В портретной галерее в моей спальне я держала его портрет приклеенным к зеркалу, вместе с портретами Генри Кавендиша, Роберта Бунсена и Карла Вильгельма Шееле,
[30]
в то время как Даффи и Фели вешали у себя портреты Чарльза Диккенса и Марио Ланца
[31]
соответственно.
