Главный мотив писем Георгия Димитрова болгарскому ЦК постоянен: «Твёрдо проводя нашу линию, мы должны быть полностью лояльны к нашим партнёрам в правительстве и Национальном комитете Отечественного фронта, честно исполнять наши обязанности и тактично реагировать на враждебные проявления».
Первое «враждебное проявление» случилось в ноябре. Военный министр, член «Звена» Дамян Велчев в отсутствие коммунистов провёл через правительство постановление об амнистировании и возвращении в армию офицеров, уволенных по политическим обвинениям. Для такого решения были определённые основания: многие офицеры стали жертвами необоснованных преследований. Однако Велчев пошёл дальше — приказал перевести всех офицеров на казарменное положение, обязал их ходить с оружием и оказывать сопротивление в случае задержания служащими милиции. Возникла опасность конфликта между компартией и «Звеном», поскольку министром внутренних дел был коммунист Антон Югов. ЦК БРП(к) потребовал отменить постановление; в городах страны прошли митинги протеста. Вмешательство генерал-полковника С. С. Бирюзова довершило дело. «По всем этим вопросам мы поддерживали контакт с нашими друзьями и должны с удовольствием констатировать, что встретили с их стороны полное понимание и содействие, — сообщил Костов. — Они заявили, что никому не позволят обижать нашу партию и подстрекать к гражданской войне в стране, резко осудили Дамяновы приказы и постановление как противоречащие условиям перемирия и даже подали ноту об отмене постановления».
Велчеву пришлось отступить. Он вынужден был согласиться с требованиями ЦК БРП(к) предоставить коммунистам ряд руководящих должностей в армии и узаконить статус помощников командиров по политиковоспитательной работе.
Скверно было то, что о разногласиях узнала британская разведка. «„Соседи“ сообщают, что англичане успели расшифровать некоторые шифровки (болгарские) из обмена между ЦК и мною — это по достоверному английскому источнику», — записывает Димитров 1 декабря, сославшись на звонок из НКВД
[106]. Переписка прервалась ненадолго: уже 3 декабря был введён в действие новый шифр.
Чтобы поддерживать в сохранности конструкцию Отечественного фронта, требовалось большое дипломатическое искусство, которым обладали далеко не все бывшие подпольщики и партизаны. Поэтому Костов с нетерпением ожидал приезда Коларова, полагая, что «в этом разволнованном море политических интриг, неискренности и двуличия веское и авторитетное слово и опыт Басила сыграют немалую роль». Сталин, однако, не торопился давать согласие на отъезд Коларова, заботясь о сохранении равновесия в ОФ. Своё мнение он высказал Димитрову по телефону 13 декабря: «Коммунисты берут слишком высокий тон. „Звенари“ хотят уходить из правительства. Если и Коларов туда сейчас приедет — то совсем сойдут с ума. Лучше подождать с отъездом Коларова в Софию. Разве ему здесь плохо живётся?..»
В длинном письме Костову, написанном под впечатлением этого разговора, появились новые акценты. Разумеется, писал Димитров, надо всячески избегать правительственного кризиса, но партия должна требовать от союзников соблюдения заключённых соглашений, которые отражены в совместных декларациях и документах, и объявлять всякого, кто будет вести дело к расколу Отечественного фронта и разрушению народного единства, врагом народа и государства. В другом письме Димитров категорически настаивал: партия ни в коем случае не должна «отдавать» Министерство внутренних дел.
Смена режима спонтанно вызвала в Болгарии волну бессудных убийств бывших полицейских, жандармов, офицеров, служащих местных органов власти, провокаторов и доносчиков, уличённых или заподозренных в расправах с партизанами и подпольщиками, преследованиях и истязаниях противников прежнего режима. Жажду возмездия породила вражда, накопившаяся в обществе за два с лишним десятилетия. Кровавая борозда берёт начало с государственного переворота 1923 года и зверского убийства премьер-министра Александра Стамболийского, а может быть, ещё раньше — с беспощадного подавления Солдатского восстания в 1918-м. Она прочертила свой путь через политические убийства, террористические акты, массовые расправы, аресты, истязания, тюрьмы, концентрационные лагеря. Двадцать лет назад Коларов пытался остановить террористические замыслы Военного центра БКП увещеванием: «Партия отомстит, когда победит». Теперь время возмездия пришло.
«В первые дни революции стихийно разобрались с самыми злостными врагами, попавшими в наши руки, — писал Костов Димитрову 13 сентября. — Сейчас принимаем меры, чтобы подобными делами занимались соответствующие карательные органы. Министр юстиции работает над созданием народных судов и следственных комиссий». О том, что «предатели, провокаторы, враги беспощадно наказывались» и что «попросту говоря, арестованные фашисты были большей часть убиты», сигнализировал и Вылко Червенков. Периодом безвластия воспользовались люмпены и уголовные элементы, кое-кто просто сводил личные счёты.
Декрет о суде над виновными во втягивании Болгарии в мировую войну и в злодеяниях, связанных с войной, принятый правительством 30 сентября 1944 года, должен был прекратить самосуды. «Решительно прекращаем революционную чистку», — сообщил Костов. К концу октября под арестом находилось 171 высшее должностное лицо, а общее число заключённых под стражу составило больше 10 тысяч человек, о чём сообщил Георгию Димитрову министр юстиции, коммунист Минчо Нейчев.
В ходе подготовки процессов ЦК БРП(к) несколько раз рассматривал мотивацию будущих приговоров и меру наказания виновных. Трайчо Костов передал точку зрения одного из трёх регентов, коммуниста Тодора Павлова: «Министров из кабинетов Филова и Божилова осудить на смерть, Багрянова и компанию — на пожизненное заключение, а из кабинета Муравиева, возможно, даже некоторых оправдать. Мы ещё окончательно не решили, но склонны быть построже». Димитров был настроен более решительно: «По моему мнению, никого не следует оправдывать. Все они несут ответственность и должны понести наказания. Понятно, что меру наказания надо определить соответственно степени ответственности. Например, для министров первых двух кабинетов и тех из третьего кабинета, которые непосредственно отвечают за палаческие действия против народа, за ограбление страны, — высшую меру наказания, для остальных из третьего и четвёртого кабинетов — заключение пожизненное и от 15 лет до года»
. В следующей радиограмме Димитров уточнил, что министрам, которые вели известную, хотя и непоследовательную, борьбу против прогерманского курса правительства, суд может установить минимальное наказание, вплоть до условного.
Третьего декабря Молотов сообщил Димитрову, что на запрос болгарского министра иностранных дел Стайнова по поводу предстоящих судебных процессов подготовлен ответ. Советское правительство согласилось с преданием суду бывших болгарских министров, сейчас этот вопрос поставлен перед союзниками. Судя по дальнейшим событиям, возражений со стороны союзников не последовало.
