Димитров предлагает противодействовать германской агрессии массовыми акциями, но, похоже, делает это по инерции, только чтобы не остаться пассивным созерцателем грозных предзнаменований большой войны. «Мне трудно судить отсюда, но кажется, что если народное движение в Чехословакии решительно отвергнет капитуляцию при решимости армии сопротивляться германскому нападению, этот факт окажет огромное воздействие во Франции и Англии, вызовет такое мощное движение в этих странах, под натиском которого провалится предательский англо-французский план, — пишет он в ИККИ. — Во всяком случае, нет ничего хуже, чем сдаваться без боя». Но, как сообщил секретарь ЦК Компартии Чехословакии Клемент Готвальд, призыв коммунистов к неподчинению мюнхенским соглашениям вызвал переполох и неприятие в стане других партий — и только. Компартии оставалось начать организованное отступление. Остановить Гитлера «массовыми акциями» оказалось невозможно.
В конце 1930-х годов народные массы в Европе явно теряли волю к борьбе, их энергия увядала или перетекала в лагерь фашизма, обретая себя в армейских казармах. Надежды на успех народных фронтов и антифашистских союзов развеялись. Французский парламент 535 голосами против 75 голосов депутатов-коммунистов одобрил Мюнхенское соглашение. Это решение положило конец Народному фронту, который последние месяцы и так пребывал в полуживом состоянии.
За отторжением от Чехословакии в пользу Германии Судетской области последовала оккупация Польшей Тешинской области, затем Венгрия заняла южные районы Словакии и Подкарпатской Руси (Западной Украины). Пройдёт несколько месяцев, и Чехословацкое государство исчезнет с карты Европы, просуществовав ровно двадцать мирных лет после распада Австро-Венгерской империи.
Беспокоясь, как бы в его отсутствие не произошло какого-нибудь крупного сбоя в текущей работе ИККИ, Димитров запросил Мануильского и Москвина: «Получаете ли какие-либо советы, указания, замечания и др. от тов. Ст. или товарищей из Политбюро в связи с нашей работой в сегодняшней ситуации? Надеюсь, что вы информируете Ст. о самых важных мероприятиях, предпринимаемых нами». Напрасно наделся! «До сих пор мы не установили контакт с Политбюро по нашим делам в связи с ситуацией», — откликнулся Москвин. С тех пор Димитров стремился не упустить из виду ни одну мелочь в текущей работе ИККИ.
Через месяц пребывания в Кисловодске Димитрову было рекомендовано долечивание в Крыму. Перед отъездом он послал Мануильскому «отчёт», в котором посочувствовал своим ближайшим товарищам-коллегам, принявшим на себя тяжёлый груз ответственности в столь сложное время, и оправдался перед ними упоминанием своей «добросовестной помощи». «Моё кисловодское лечение закончилось, можно сказать, в общем с удовлетворительными результатами, особенно учитывая, что лечение происходило в чрезвычайно напряжённой и нервной обстановке, — пишет он. — Самый большой минус — это то, что голова, мозг у меня совсем не отдохнувшие. Мне никак не удалось переключиться на положение отдыхающего».
Больше возможностей «переключиться» оказалось в Мухалатке, под Ялтой. Димитрова с чадами и домочадцами разместили в правительственном доме отдыха — бывшем дворце купца-миллионера Кокорева. Роскошное белокаменное здание было окружено чудесным парком, с веранды второго этажа открывалась до самого горизонта гладь Черного моря. После строгого режима и ежедневных медицинских процедур здесь можно было насладиться относительной свободой. Путешествия по достопримечательным местам Южного берега и выезды в горы доставляли Георгию Михайловичу истинное удовольствие. Залихватски сдвинув на затылок кепку и распахнув своё любимое потёртое кожаное пальто, он отрывался от группы, взбирался, опираясь на тяжёлую палку, на какой-нибудь уступ и разглядывал россыпь домов в разливе зелени, блистающее на солнце море, нагромождение скал Яйлы. Никто не мешал его уединению, старались не шуметь и не разговаривать. Фаня не раз слышала, как в такие минуты «дядя Георгий» что-то тихонько напевал.
В дневниковых записях тех дней встречаются лирические нотки. Правда, вслед за упоминанием красот и исторических памятников, как и прежде, следуют суровые строки, описывающие политические будни — Чехословакия, Испания, Франция, Китай…
Утром 31 октября севастопольский скорый доставил «большую компанию» на Курский вокзал столицы. Московская осень встретила сыростью, туманом и низким сереньким небом.
Через полчаса Димитровы были дома. Едва осмотревшись, Георгий Михайлович вызвал для доклада Москвина и Крылову (она временно заменила Елену Вальтер, секретаря Димитрова, арестованную в период его отпуска). Другой особо доверенный сотрудник секретариата Димитрова, болгарин Светослав Колев (Сергеев), напуганный допросами в НКВД, пришёл на следующий день. «Или очень опытный шпион, или на редкость честный человек!» — записал Димитров после его исповеди в дневник, почему-то по-немецки. К счастью, подтвердилось второе, и Сергеев остался работать в Секретариате ИККИ политическим референтом.
После праздничной демонстрации 7 ноября в Кремле состоялся традиционный обед. Перечень присутствующих Димитров заканчивает многозначительной фразой: «Значительная часть новых людей». Тот день отмечен ещё одним событием — оперативники НКВД арестовали недавно вернувшегося из Испании командира батальона 13-й интербригады Фердинанда Козовского. «Написал Ежову по этому поводу», — фиксирует свои действия Димитров
[80].
А 23 ноября последовал удар совершенно неожиданный и обескураживающий: «М[осквина] пригласили в НКВД. Не вернулся!» На следующий день Ежов пояснил Димитрову, что Москвин «был крепко связан со всей этой публикой» и предстоит ещё выяснить, не попал ли он в ловушку какой-нибудь иностранной разведки. Димитрову пришлось в тот же день принять на время дела Москвина и направить Сталину ходатайство о «спешном пополнении делегации ВКП(б) в ИККИ подходящим товарищем, на которого можно было бы возложить эту работу».
Москвин оказался последним из крупных сотрудников ИККИ, арестованных в период ежовщины, что вписывалось в общую логику репрессий. В ноябре 1938 года Ежов, исполнивший свою роль, был отставлен от должности; наркомом внутренних дел стал Лаврентий Павлович Берия. Незадолго до его вступления на столь значимый пост Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли совместное постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В нём позитивно оценивалась проделанная в 1937–1938 годах работа по очистке страны от «многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров», говорилось также о «разгроме шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок, пробравшихся в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков». Одновременно отмечалось, что упрощённое ведение следствия и суда в эти годы привело к ряду «крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры».
