— И дин, и дон…
И в тот момент, когда я почти уже ничего не ощущала, кроме грохота и бесконечной тянущей боли в груди — громко и ясно, словно со всех сторон зазвучал клич:
— Идет Прилив Приливов! Бойся воды, о моя королева!
— … госпожа! — оглушил меня тут же вопль Мило, и я резко села, чуть не налетев на склонившегося ученика лбом. — Госпожа, вы целы?
Ох-ох-ох… Как же болит мое слабое тело… Горло дерет, словно я полчаса песни орала.
— Что случилось, Мило?
— Думаю, вы упали с лестницы и потеряли сознание, госпожа, — предположил ученик, помогая мне подняться. — Но шея ваша была вывернута под странным углом, и вы долго не приходили в себя… Эти глупцы, — он кивнул на любопытно поглядывающих через перила с верхнего этажа, — догадались позвать меня лишь спустя добрых пол-оборота. И только я подошел, как вы вдруг задергались и заорали страшным голосом: идет…
— Прилив Приливов, — задумчиво закончила за него я. — Где-то мне уже приходилось слышать эти слова, Мило… Ладно, нам срочно необходимо наведаться к королеве, а пользоваться силой ключа я пока не желаю… Да и на ногах стою с трудом, — констатировала я, попытавшись сделать шаг. Пол и потолок тут же начали играть в опасную карусель. — Будь добр, отнеси меня. И никаких «через плечо», понял?
— Как пожелаете, моя госпожа, — склонился ученик и бережно поднял меня на руки.
До кабинета мы добрались без сюрпризов. И то хорошо — многовато неожиданностей в один день…
Пусть придет большая волна.
Пусть превратит эти скалы в песок.
Пусть смоет песок в океан
Силой жестокой
Бурный поток.
Сонная вечность устала ждать.
Горькие брызги в короне скал.
Не избежать. Не угадать.
То ли найдешь,
Что ты искал?
Мне надоело кричать в пустоту,
Но поднимется что-то со дна.
Соль и вода разъедают черту.
Пусть придет большая волна.
Пусть придет большая волна.
Пусть придет большая волна!
Глава одиннадцатая, в которой звучат несмешные истории и неожиданно падают тяжелые предметы
Спешите на бал-маскарад!
Историй забавных парад,
И танцы, и в небе свечение -
Для вашего все развлечения! — гласила афиша, приклеенная к стене по правую руку от дверей в парадный зал. Объявление пестрело красками всех оттенков розового, желтого и синего цветов так, что глаза резало. С высоты творение Мечтателя выглядело еще напыщенней и нелепей, чем вблизи. Вокруг надписи словно бы приплясывали маски с пририсованными ножками, более, на мой взгляд, подобающие большому карнавалу Дома Лета, чем скромному балу Ее величества Тирле.
— В чем дело, госпожа? — учтиво склонил голову Мило, прижимая к груди шляпу с полосатым пером. — Вы чем-то недовольны?
— О, нет, мальчик мой, нисколько, — тихонько вздохнула я, расправляя белый меховой воротник. — Мне кажется, или лорд Тарло сделал объявление, больше похожее на цирковую афишу?
Мило распрямился и нахлобучил шляпу на голову. Широкие поля роняли густую тень на верхнюю половину лица — лишь глаза посверкивали, как у зверька. Зато широкую ухмылку было видно издалека — ученик сегодня намерен был дать волю своей природной язвительности и приправить ее толикой высокомерия. Личина обязывала, как-никак.
— А разве мы спешим не на представление, о леди? — вкрадчиво поинтересовался он. — Осталось только разгадать, кто сегодня будет зрителем, а кто — артистом, кому достанутся роли клоуна и плаксы, да чья рука будет выбирать музыку, под которую мы все дружно спляшем.
Я звонко расхохоталась.
— О последнем и размышлять не стоит — весь дворец пляшет под дудку Тирле Обманчивый Сон, что, впрочем, есть несомненное благо. Если монарх не может удержать в повиновении двор, что уж говорить о стране? А вот полюбоваться на маски и костюмы я бы не отказалась. Уж больно таинственные рожи корчил каждый второй минувшим днем!
Авантюрин галантно протянул мне руку, утопающую в кружевных манжетах, чудом не задевая ряд ламп.
— Так что же помешает нам, госпожа, спуститься сейчас вниз, в коридор, и войти в двери, дабы рассмотреть наряды придворных с надлежащим вниманием?
Я удостоила ученика скептического взгляда, проигнорированного с царским достоинством.
— Мило, умница моя, а разве не странно будет выглядеть то, что Охотник и Лисица войдут в зал под ручку?
— Это будет выглядеть забавно, госпожа, — не моргнув глазом, вывернулся ученик. — А ведь нам того и надо, не так ли?
— Все так, — согласно кивнула я. — Спускаемся, дорогой мой? И так последние идем, позже самой королевы…
— Кабы не ее задание переговорить с поварами о дополнениях к десертному меню, то в самый раз бы пришли, — проворчал Мило и соскользнул вниз, спрыгивая с высоты более чем в четыре своих роста так же легко, как и взлетел на нее вместе со мною полтора оборота назад. Волшебник, что с него взять! Люстра при этом лишь едва качнулась — в эпоху короля Соло вещи делали на редкость массивные.
Отсюда, сверху, мой ученик казался совершенно не похожим на самого себя. Любимые Мило алые, золотые и фиолетовые цвета вычурных нарядов уступили сегодня место скромным оттенкам летнего леса — коричневым, словно древесная кора, сапогам до колена и плотным замшевым бриджам, и мшисто-зеленому сюртуку с отделкой того же тона, что и бриджи. Лишь рубашка осталась, как и прежде, белоснежной, с пышными кружевами на воротнике и рукавах. За спиной у Авантюрина крепился арбалет и связка с болтами — то ли бутафорскими, то ли настоящими, так сходу и не разберешь, а голову венчала широкополая, чуть измятая коричневая шляпа с длинным фазаньим пером — Мило выбрал наряд Охотника.
— Прыгайте, госпожа! — воскликнул ученик, запрокинув голову. — Я поймаю, не бойтесь!
В ответ я только фыркнула:
— Еще чего, неугомонный! Отойди-ка лучше в сторону, еще помнешь мой костюм своими ручищами! Эх, была — не была!
С силою оттолкнувшись руками от тяжелых медных прутьев, я спрыгнула вниз. Мило поспешно отступил, давая место для маневра. Скользкий пол пребольно ударил в ноги, несмотря на мои старания смягчить приземление, и лишь чудом удалось мне не шваркнуться с размаху затылком о плитки.
— Старею, Мило, раньше и не такие высоты брала. А теперь — забираться-то забираюсь, а вот спускаться трудно, — с сожалением покачала я головой, расправляя задравшийся в полете хвост. Тот никак не желал ложиться по-старому, будто бы в насмешку топорщась. — Чуть было наряд не испортила.
— Ох, наряд ваш… — вздохнул ученик. — И угораздило нас приодеться, не посоветовавшись…
Что верно, то верно. Но постороннему наблюдателю наверняка показалось бы, что костюмы мы выбирали сообща. Даже по цвету одежда гармонировала. Коричневый — зеленый — рыжий… Я изображала лисичку, и к этому делу подошла со всей серьезностью и старанием. Даже волосы заплела в одну-единственную косу и уложила ее вокруг головы, чтоб обычные мои колокольчики не отвлекали внимание от наряда. К косе крепились шпильками аккуратные ушки, сшитые на заказ из клочков лисьей шерсти. Белыми были сапожки до середины икры, перчатки и пушистый меховой воротник. Оранжевыми — длинные бриджи, замшевая короткая курточка с узкими рукавами и привязанный к ее полам хвост. Глаза я сегодня подвела черной краской, затемнив заодно и ресницы, мгновенно став похожей на жительницу гор — только они делают макияж столь броским. С другой стороны, яркость — это, скорее, черта всего нынешнего времени, чем одного государства. Каждый второй нынче красит волосы в дичайшие цвета — как Ларра Ночной Бриз, или Нанеле, или супруга лорда Галло… да кого ни возьми! И только у немногих краска — элемент традиций, как, к примеру, у Кирима-Шайю… Да и слоем пудры чуть ли не в палец никого уже не удивишь. Порою меня одолевает чувство, что во дворце всякий день маскарад, и участники его прячутся за выдуманными личинами. Одна — кокетка, другая — скромница, третий — соблазнитель, четвертый — благородный господин… Всех масок не перечесть! Искренность нынче прозывают глупостью, открытость — незрелостью, а доброту кличут слабостью. Не приведи кошка посочувствовать кому-нибудь от всего сердца, мигом прослывешь странным либо подлизой…
