– А вот погоди, – говорит колдунья, – я тебя научу.
И научила…
– Как помру я, то снесут гроб с моим телом в церкву. И станут искать человека, чтоб надо мной псалтырь читал. Ты и вызовись. И читай молитвы две ночи кряду. А на третью ночь, под самый рассвет, вытащи моё тело из гроба, да и схорони. А сама в церкву возвернись, ляг в мой гроб и крышкой прикройся. А как схоронят тебя, так и окажешься ты в Магонии – городе мёртвых. А там уж, девка, не теряйся. Ищи свою душу. Найдёшь её – скажи: «Душа, душа, поди на место…» Ну, а что далее делать, я тебя на том свете научу…
Вскоре померла колдунья. Стали в деревне искать, кому над ней псалтырь читать. Юлия и вызвалась… Читала две ночи подряд, а на третью ночь вытащила мёртвое тело из гроба, снесла на кладбище, да и закопала там. Потом вернулась в церковь, легла в пустой гроб и крышку над собой закрыла… Лежит в тёмном гробу ни жива ни мертва от страха.
Тут и утро. Затопали похоронщики, застучали молотками, вгоняя острые гвозди в крышку гроба. Потом подняли гроб и понесли. Слышит Юлия, как в могилу её опускают. И как комья земли сверху сыпятся. Зарывают, значит…
И всё. Похоронили Юлию.
Полежала она немножко – похороненная, – а затем крышку гроба толкнула; открывается ли?.. Крышка сразу же и отскочила, словно и не была гвоздями прибита.
Встала Юлия, смотрит: поля, леса, дорога извилистая… Ну, она и пошла по этой дороге. Шла, шла и пришла в какой-то город. Народу в городе видимо-невидимо. И все как один – мертвецы. Юлия сразу и поняла, что это и есть Магония – город мёртвых.
Идёт она по улице – словно ведёт её кто. Уже заранее знает, где прямой улочкой пройти, а где в кривой переулочек свернуть. Глядит: дом стоит – и будто именно сюда ей и надо. На крылечко поднялась, дверь отворила…
А за дверью – свадьба. Сидят мёртвые гости, а на месте жениха с невестой – окровавленный мотоциклист и Юлина душа.
Душа в подвенечном платье, а лицо всё заплаканное. Повернулся к ней окровавленный мотоциклист.
– Целуй меня! – требует.
– Нет, нет, – в ужасе шепчет Юлина душа, отстраняясь.
– Горько! Горько! – кричат мёртвые гости.
Тут Юлия как крикнет:
– Душа, душа, поди на место!
Тотчас Юлина душа вся прозрачная сделалась и под потолок взлетела. Мертвецы со своих мест повскакивали, руками над головами машут, пытаясь её поймать. А душа – в облачко белое превратилось. Подлетело это облачко к Юлии и окутало её с головы до ног. Юлия два раза глубоко вздохнула и почувствовала, как душа в неё вошла.
– Убейте её! – закричал окровавленный мотоциклист, указывая на Юлию окровавленным пальцем. И первый бросился к девушке.
А за ним бросились остальные мертвецы.
Юлия же припустилась наутёк. Бежит, бежит и чувствует – всё! Нет больше сил. Вот сейчас мертвецы её догонят и растерзают. Забежала она в первый попавшийся дом, а там – бабулька-колдунья её дожидается. Держит наготове старушечье платье и чёрный платок.
– Переодевайся скорей! – торопит.
Не успела Юлия всё это на себя надень, как в дом ворвался окровавленный мотоциклист. Смотрит: сидит себе старушка, пряжу прядёт.
– Эй, бабка! – грозно приступил к ней окровавленный мотоциклист. – Здесь не пробегала молодая красивая девушка?
– Нет, милок, – отвечает Юлия, – не пробегала. Уж я бы видела.
А в это время колдунья на цыпочках подкралась сзади к окровавленному мотоциклисту да ка-а-к звезданёт его дубиной по голове! Мотоциклист так и грохнулся на пол без чувств.
– Ну, всё, – говорит колдунья, – в ближайшие двести лет он не очухается. Уж я об этом позабочусь. Можешь, девка, спокойно замуж выходить и детишек рожать. Никто тебе мешать не будет…
Распрощались они сердечно. Показала колдунья, где с того света на этот свет выйти можно. Да ещё так удачно получилось, что выход в Америке оказался. Вот Юлия и вышла прямо в городе Нью-Йорке, где её жених дипломатом работал. Он так обрадовался появлению своей невесты, что тут же написал заявление об увольнении. И поехали они в Россию, в Орловскую область; обвенчались там и поселились в деревне Сковорода. Дипломат пошёл работать пастухом, очень ему здесь дипломатическое образование пригодилось; а Юлия устроилась дояркой, потому что ей понравилось пить парное молочко.
Вот вам и вся сказочка, а мне бубликов вязочка.
Данилушка
Жил на свете маленький мальчик. Звали его Данилушка. И была у него очень строгая мать. О чём её Данилушка ни попросит, она всегда говорит: «Нельзя». И то нельзя Данилушке, и сё нельзя Данилушке. Короче, ничего ему нельзя.
Но пуще всего запрещала ему мать ходить в правую сторону от дома. В густой таинственный лес.
И вот однажды Данилушка подумал: «И чего это мама мне всё запрещает? Вот возьму да и схожу в лес».
Взял, да и пошёл…
Идёт он по лесу, идёт и вдруг видит: впереди, за деревьями, озеро блестит на солнце. Подошёл Данилушка поближе. Вода в озере чистая-чистая. Каждый камешек на дне виден.
Сел Данилушка на прибрежный песок. Отдыхает.
И чудится ему, словно бы зовёт его кто-то:
– Дани-и-илушка-а-а… Дани-и-лушка-а-а…
Вскочил Данилушка, всмотрелся в воду и увидел красивую-прекрасивую женщину, лежащую на дне.
– Кто вы? – испуганно шепчет Данилушка. – И откуда знаете моё имя?
– Как же мне не знать, Данилушка, – отвечает утопленница печальным голосом, – если я мама твоя родная.
– Врёте вы всё, – топнул Данилушка ножкой. – Никакая вы мне не мама. Моя мама сейчас дома.
Вздохнула женщина тяжко. Пошли по воде волны. И слышит Данилушка такие слова:
– Не мама она тебе вовсе. А злая ведьма-вампирша. Утопила она меня обманным путём. А у тебя, мой родной сыночек, каждый вечер кровь из шейки сосёт.
– Как это – кровь сосёт? – спросил Данилушка, холодея.
– Не могу я больше говорить, – замогильным голосом отвечает женщина. – Тяжко мне… тяжко…
Повернулся Данилушка и со всех ног бросился бежать. Прибежал домой, юркнул под одеяло, зажмурил глаза, а в ушах звучит голос утопленницы:
– Тяжко мне… тяжко…
Тут дверь отворилась, и раздался другой голос:
– Данилушка, ты уже спишь? Давай я тебя перед сном в шейку поцелую.
– Не надо, – отвечает Данилушка из-под одеяла, а сам весь дрожит от страха.
– Но я ведь каждый вечер тебя в шейку целую. Почему же ты сегодня не хочешь, чтобы мама тебя в шейку поцеловала?
– А потому не хочу, – набравшись храбрости и откинув одеяло, выкрикнул Данилушка, – что никакая ты мне не мама! А ведьма-вампирша проклятая! И не целуешь ты меня, а кровь сосёшь!..
