– Значит, вы не смогли идентифицировать каждую ампулу? Раз
было так сильно разбито?
– Разумеется, не смогли. Да, по правде сказать, мне и в
голову не пришло. Я тогда страшно рассердился, что лаборант сунулся куда не
следует, зачем-то двигал не те коробки. И просто его выгнал, сказал, чтобы духу
его в лаборатории не было. Еще на Марию Потаповну накричал, потом
извинялся. – Профессор пояснил, не дожидаясь вопроса: – Мария Потаповна –
это сотрудница, которая очень просила его взять, дескать, она знает его с
детства, что он временно сейчас без работы. А так, мол, человек старательный и
внимательный. Очень я тогда рассердился и на нее заодно.
– Раймонд Генрихович, вы только не расстраивайтесь, но
ответьте мне строго между нами: мог тот лаборант одну ампулу флюосцина
прихватить, так чтобы никто этого не заметил?
– Мог. – Профессор отвел глаза. – Сейчас я почти
уверен, что мог. Только зачем она ему нужна? Ты что-то знаешь?
– Наверняка я ничего не знаю. Доказательств никаких нет.
Потому и пришла к вам просто побеседовать. Прежде всего неплохо бы выяснить,
что это у вас был за лаборант такой. Фамилия есть у него? Точный адрес…
– Адреса я, разумеется, не знаю, а фамилия его, кажется,
Рузаев. А вот имя не вспомню, – виновато ответил Раймонд
Генрихович. – Но ведь можно спросить у Марии Потаповны…
– Не нужно! – вскинулась Виктория. – Не нужно
спрашивать ничего у Марии Потаповны. Вы говорили, что она хорошо с ним знакома…
ни к чему ей знать, что им интересуются. Раймонд Генрихович, ко мне обратилась
подруга… принесла комнатный цветок, который был буквально напоен флюосцином. И
очень может быть, что от яда в этом цветке умерла молодая девушка, хотя никто
об этом не подозревает. Поставили диагноз – инсульт. Для того чтобы идти с этим
в милицию, у нас должны быть неопровержимые доказательства.
– Понял, Виктория. Все понял, – согласился
профессор. – Я во всем виноват, старый дурак. Проявил преступную
халатность. Мне и разбираться.
Телефон в отделе кадров хронически не работал, и Раймонд
Генрихович, кряхтя, поднялся из-за рабочего стола и отправился туда пешком.
Отдел кадров института располагался в маленьком, отдельно
стоящем домике в глубине двора.
Когда-то домик был окружен густыми зарослями сирени и
жасмина, но техническая революция сказала свое веское слово, и некогда цветущий
сад превратился в свалку отслуживших свой век арифмометров, пришедших в
негодность письменных столов и прочего морально и физически устаревшего
инвентарного имущества.
Кроме того, во дворе бесконечно рыли какие-то ямы и траншеи
– то прокладывали теплотрассу, то меняли силовой кабель. Из-за этого территория
делалась похожей на поле боя, а проклятый телефон вечно не работал.
Раймонд Генрихович, проклиная радикулит и техническую
революцию, преодолел очередной котлован и проник в помещение отдела кадров. В
глубине комнаты сидел, мрачно насупившись, начальник отдела Вилен Иванович
Тархун, в прошлом стойкий боец идеологического фронта. Вилена Ивановича давно
уже пытались отправить на пенсию, но он так закалился в идеологических боях
прошлых лет, что начальство обломало об него зубы и решило больше не
связываться: пусть себе сидит. И он сидел под выцветшим портретом вождя
мирового пролетариата, чье имя с гордостью носил, и надзирал недреманым оком за
кадровой политикой института.
Поближе ко входу сидела Людочка. Людочка числилась инженером
отдела кадров, умела обращаться с компьютером и вела на этом компьютере всю
кадровую документацию.
– Людочка! – воззвал от дверей Раймонд
Генрихович. – Людочка, ангел небесный! Выручите старика! Еле до вас
добрался через всю эту фортификацию.
– Чем вам помочь, Раймонд Генрихович? – Людочка
подскочила на своем вертящемся стульчике и захлопала ресницами: профессор
Зайончковский нечасто баловал своими посещениями отдел кадров.
– Вот какая история, Людочка, – начал неторопливо
профессор, усевшись на подставленный Людочкой стул и опасливо оглянувшись на
маячившего в глубине комнаты Тархуна, – у нас в лаборатории работал очень
недолго один молодой человек. То есть он, собственно, почти и не
работал, – смущенно пробормотал профессор, вспомнив всю эту не очень
понятную историю.
– Так работал или не работал? – уточнила Людочка.
– Вообще-то практически не работал. Он пришел, написал
заявление… мне срочно нужен был лаборант, и я разрешил ему выйти на работу
буквально в тот же день, с тем чтобы он позднее принес вам трудовую книжку и
его прием оформили приказом. Но потом начались какие-то недоразумения, и до
приказа дело так и не дошло. Так вот, я хотел бы найти его координаты…
Профессор Зайончковский решил пока никого не посвящать в
темную историю с флюосцином, особенно это касалось грозного начальника отдела
кадров – кроме неприятностей, от Тархуна никто ничего не ждал.
– Как его фамилия? – деловито осведомилась Людочка,
защелкав пальцами по клавишам компьютера.
– Рузаев, – ответил профессор.
Людочка уставилась на экран и огорченно протянула:
– Ой, а у меня такой фамилии нету… Ну да, я вспомнила: он
так и не пришел, приказа не было, я и стерла первичную запись…
– И что, ничего теперь не найти? – сокрушенно вздохнул
Раймонд Генрихович.
– Похоже, что не найти. Он же уволился. То есть не уволился,
раз на работу не поступал. И чтобы не загромождать отчетность, я и стерла его
данные. Раз не было приказа о зачислении, то не было приказа и об увольнении.
– То есть по-вашему получается, что этого человека вообще не
было у меня в лаборатории? – заволновался Раймонд Генрихович.
– Если я буду всех посторонних в компьютер заносить, то
никакой памяти не хватит! – сурово отрезала Людочка.
«Черт знает что!» – подумал профессор, но сделал несколько
полных вдохов, успокоился и решил, что обратится за помощью к Марии Потаповне,
придумав для этой цели какую-нибудь безобидную историю.
Однако когда он, привычно ругаясь на свалку, добрел до
собственной лаборатории, оказалось, что рабочий день кончился и все сотрудники,
а с ними и Мария Потаповна, разбрелись по домам.
Мария Потаповна пригубила чай и поморщилась: опять подсунули
подделку, хотя вроде бы «Липтон». Цвет еще приличный, а вкус – как будто веник
в чашке прополоскали. Нет, нужно за чаем ходить на оптовый рынок – там и
дешевле, и меньше подделок, чем в универсаме… Но времени жалко, да и тяжело
ходить в такую даль, годы дают себя знать…
Не слишком расстроившись из-за плохого чая, Мария Потаповна
отставила чашку и включила свою любимую передачу. На экране обаятельный ведущий
допытывался у медлительного толстого дядечки, где, по его мнению, похоронен
Шекспир – в Гонолулу, в Гонконге или в Гомеле, – но в этот волнующий
момент задребезжал дверной звонок.
