Но Соня сказала, что будет ждать моего звонка, на том мы и распростились.
Едва дверь квартиры захлопнулась за Андрианом, телефон снова
зазвонил. Соне мучительно не хотелось брать трубку, она почти не сомневалась,
что снова звонит тот же самый человек, но телефон звонил и звонил, как сверла
ввинчивая звонки в ее голову. Она подошла к аппарату и ответила.
– Почему ты так долго не брала трубку? – раздался
хорошо знакомый голос, как всегда, звенящий от странного, нездорового
возбуждения. – Ты не одна? У тебя кто-то есть?
– Нет, у меня никого нет, – ответила она устало, –
я репетировала. – И, чуть помолчав, добавила еле слышно: – Зачем вы
звоните мне?
Эта фраза неожиданно подействовала на ее собеседника.
Быстро, возбужденно, захлебываясь словами, словно боясь не успеть выговорить
наболевшее, он заговорил:
– Я слушал твою музыку… Твою скрипку. На свете нет ничего
прекраснее. Впрочем, я уже говорил тебе об этом. Я слушаю твою скрипку каждый
день… Никто не понимает эту музыку лучше, чем я, никто не понимает тебя лучше,
чем я…
– Спасибо, это очень лестно, – перебила Соня этот
горячечный монолог. – То, что вы говорите, чрезвычайно приятно, но я
хотела бы…
– Остальные ничего в этом не понимают. – Он продолжал
говорить, совершенно не слыша ее ответов, и ей стало страшно, как всегда
становилось страшно от звуков его голоса.
Казалось, он говорил ей комплименты, казалось, желал ей
только добра, но сама его маниакальная одержимость, сама болезненная
напряженность его голоса пугали Соню.
– Скоро конкурс, – продолжал он, – ты должна
победить…
– Я репетирую, – произнесла она с нажимом, стараясь
внушить этому ненормальному поклоннику, что своими звонками он отрывает ее от
репетиций, – я готовлюсь к конкурсу.
– Хорошо, это очень хорошо, – ответил он, будто
отмахиваясь от нее. – Ты победишь. Я тоже делаю для этого все, что в моих
силах.
Она пожала плечами: что, интересно, этот ненормальный может
делать для ее победы? Она хотела осторожно спросить его об этом, но в трубке
уже звучали короткие гудки.
Соня повесила трубку. В душе у нее остался какой-то
неприятный осадок: недоумение, раздражение и… страх.
На следующий день Надежда с работы позвонила Зинаиде
Павловне исключительно из человеколюбивых чувств, потому что за ночь полностью
успокоилась и решила, что никакого криминала в смерти ее соседки нет и быть не
может, а следовательно, и Зинаида Павловна в этом смысле не может представлять
для Надежды никакого интереса.
Телефон долго не отвечал, так что Надежда слегка
забеспокоилась – вчера Зинаида сказала ей, что из дому не выйдет, будет лежать.
Наконец Зинаида ответила, и голос ее настолько Надежде не понравился, что она
тут же крикнула, что приедет, и поскорее повесила трубку, не слушая слабых
возражений.
Действительно, по голосу было ясно, что Зинаиде очень плохо.
Зная по прошлому, что она никогда не умела притворяться и не страдала
мнительностью, Надежда всполошилась, наскоро объяснила сотрудникам, что ей
нужно срочно навестить заболевшую Зинаиду Павловну, и улизнула с работы на два
часа раньше. Начальник, который тоже помнил Зинаиду, не посмел протестовать.
Дамы собрали еще какие-то деньги на цветы.
Цветы Надежда решила не покупать, сама не зная почему.
Просто она представила, как нюхает затхлые гвоздики или приторные розы, и ее
замутило. Неизвестно отчего встал вдруг перед глазами Зинаидин Каменный цветок.
Сегодня он не вызвал в душе Надежды положительных эмоций.
Лифт не работал, и Надежда сбежала с пятого этажа пешком, о
чем пожалела где-то между вторым и третьим: ноги подкашивались и перед глазами
ходили красные круги. Она пошла медленнее, страшно удивленная: никогда раньше
такого не случалось. То есть бывали минуты слабости, после гриппа например,
иногда и руки не поднимешь, но вообще Надежда для своих сорока с лишним лет (не
будем уточнять точное количество этих лишних лет) была женщиной здоровой и
физически крепкой, никогда не жаловалась ни на сердце, ни на давление. Тем
более что в этот раз она не поднималась по лестнице, а спускалась.
Еле выбравшись из проходной, Надежда остановилась
передохнуть. Тут ее узнала и окликнула Бронислава Моисеевна.
Бронислава Моисеевна, или тетя Броня, как почти все называли
ее за глаза, когда-то давно работала в институте старшим техником, потом ушла в
распространители театральных билетов, потом торговала косметикой и
эзотерической литературой, а в последнее время увлеклась своим садовым участком
и переквалифицировалась на торговлю семенами. И никогда она не забывала родной
институт: перепадали в свое время сотрудникам и билеты на труднодоступные
гастроли, и дефицитная тогда косметика, а сейчас Бронислава просто заваливала
их всевозможными семенами и удобрениями. К слову сказать, продукция, которую
она предлагала, всегда была хорошего качества – семена всходили чуть ли не
стопроцентно, плоды и цветы вырастали красивые и радовали глаз и желудок.
Тетя Броня не спеша раскладывала на шатком столике пакетики
с семенами. В проходной было пустынно – общий поток начнется часа через
полтора, к тому времени Бронислава должна быть во всеоружии.
– Надежда, не проходи мимо! – заговорила она. –
Сейчас март месяц, самое время вспомнить про огород. Помидорную рассаду
посадила?
– Здравствуйте, Бронислава Моисеевна. – Надежда
отдышалась и присела на стульчик возле мешка с удобрениями. – Какая там
рассада? Кот же у меня все ест!
Бейсик жрал все зеленое, даже горькие помидорные ростки.
Надежда подозревала, что он сожрал бы и колючий кактус, но муж не разрешал ей
ставить такие эксперименты над котом. Сан Саныч сказал, что если Надежда только
посмеет принести домой кактус, он с ней немедленно разведется, а потом натравит
на нее активистов из общества защиты животных. Надежда отказалась от этой мысли
из страха быть съеденной заживо озверевшими защитниками животных.
– Ах да, я и забыла. Ну, я тебе потом готовую рассаду
достану, – утешила ее Бронислава. – А пока… вот, смотри-ка. – Бронислава
протянула маленькую картоночку.
В картонку была вделана ампула, запаянная в полиэтилен.
– Что это?
– Как – что? Апрель на носу, надо кусты и деревья
обрабатывать от тли, клещей или еще какой гадости?! – воскликнула
Бронислава. – Вот, это самое лучшее средство и есть! Американское… И
стоит, между прочим, недорого.
У Надежды возникли кое-какие сомнения насчет американского
средства. Но тля доставляла матери на участке множество хлопот – если не
обработаешь ранней весной кусты смородины – никакого урожая не получишь.
– Даже от колорадского жука помогает! – соблазняла
Бронислава.
Мелкие строчки сливались перед глазами, к тому же текст был
по-английски. Надежда мучительно рылась в кладовках и закромах своей памяти,
выуживая оттуда сохранившиеся со школьной и институтской скамьи жалкие остатки
английского. Кое-как она разобрала, что чудодейственное средство уничтожает
любые виды насекомых и прочих сельскохозяйственных вредителей, включая даже
какого-то особенного жука, название которого Надежда перевести не смогла, но
для себя решила считать его колорадским. Это воодушевляло, но Надежда любые
гербициды и инсектициды всегда рассматривала с двух точек зрения: помогут ли
они ее цветам и ягодам и не отравится ли ими драгоценный кот Бейсик, который
норовит обнюхать и облизать все, что только подвернется под руку, точнее, под
лапу.
