– Я такого факса не помню. – Даша жалобно захлопала
ресницами, глаза ее, кажется, начали наполняться слезами. – Если нужно, я
посмотрю в ежедневнике…
– Посмотрите, – с ангельским терпением ответил
Ковригин.
Даша вышла в свой «предбанник». Оттуда доносился ровный шум
работающего пылесоса. Конечно, такие ковры надо пылесосить трижды в день. Через
секунду Даша вернулась и раскрыла ежедневник на нужной странице.
– Так… – забормотала она. – С утра вы были в мэрии… вам
звонил господин Пферд из Гамбурга… потом Мрожичек из чешского консульства…
потом вы вернулись и у вас было совещание… Вам звонил Ливеровский, потом герр
Мюллер… потом вы уехали в японское консульство, а вот в 15.45 пришел факс с
таможни, и я положила его в папку с входящими…
Я увидел, как Ковригин насторожился.
– Вы вернулись в 17.10, и я передала вам эту папку, –
продолжала Даша.
– Стоп! – Ковригин ударил ладонью по столу. – Кто,
кроме тебя, находился в приемной в двадцать минут пятого? Вспомни, раззява!
Слезы все-таки не поместились в огромных кукольных глазах
Даши и потекли по щекам, оставляя извилистые дорожки.
– Ни-никого… – почти прорыдала красотка.
– Ты уверена? – В голосе Ковригина зазвучал
металл. – Значит, ты сама его и отправила!
– Не-нет… – прорыдала Даша.
– У нее ума бы не хватило, – подал голос из угла
человек-бритва.
– Здесь ты прав, – негромко бросил ему в ответ
Ковригин.
– Простите, – вклинился я в беседу, – мне нужно
позвонить своему партнеру. Вы помните, я говорил? Как раз прошло полчаса.
– Пожалуйста! – Ковригин жестом указал мне на маленький
антикварный столик с телефоном – конечно, далеко не единственным в этом
кабинете. При этом я заметил, как он обменялся выразительным взглядом с
человеком-бритвой. Я внутренне усмехнулся. Демонстративно закрыв собой телефон,
чтобы не было видно, какой номер я набираю, пробежал пальцами по кнопкам.
Услышав ответ, произнес заранее обговоренную фразу. Ответ на нее был именно
тот, какого я ожидал. Повесив трубку, повернулся к остальным. Секретарша Даша в
состоянии, близком к истерике, повторяла:
– Ни-никого не было… И я ни-никакого факса не отправляла…
– Даша! – сказал я громко и доброжелательно,
постаравшись, чтобы она меня услышала. – Даша! А сейчас в приемной тоже
никого нет?
– Никого, – повторила она как эхо. – Никого нет…
– Да? – переспросил я и эффектным жестом распахнул
дверь кабинета.
В приемной по-прежнему ровно гудел пылесос. Его таскала по
ковру женщина средних лет в аккуратном темно-синем платье. Даша захлопала
ресницами, ничего не понимая, наконец растерянно пробормотала:
– Ах да, уборщица…
И тут же лицо ее засияло.
– Ведь тогда тоже в приемной была уборщица! А я на пару
минут выходила!
Ковригин с уважением взглянул на меня и повернулся к
человеку-бритве:
– Арик, разберись с этой уборщицей!
Арик переступил с ноги на ногу и хрипловатым негромким
голосом проговорил:
– Не та уборщица, шеф. Уборщица неделю назад уволилась,
взяли другую.
– Ясно… – побагровев, протянул Ковригин. – Тогда
картина еще больше проясняется. Но ты ее найдешь?
– А как же! – нехорошо улыбнулся Арик. – Из-под
земли достану.
– Хорошо! – кивнул Ковригин и, разрешив Даше вернуться
на свое место, повернулся ко мне: – Ну, кое-что прояснилось. А теперь
скажите-ка, молодой человек, чего ради вы так стараетесь? Я, простите, старый
циник и в каждом поступке ищу корысть…
– Даже в благотворительности? – вставил я.
– О! В благотворительности-то столько корысти – вы себе не
представляете!
– Догадываюсь. – Я обвел взглядом окружающую роскошь.
– Так вот, какая вам-то корысть? Вы оказали мне услугу,
довольно значительную… Чего вы хотите?
– Я хочу, чтобы от меня отвязалась милиция, а для этого мне
нужно разобраться в одном очень запутанном деле…
Брови Ковригина полезли вверх. Я достаточно коротко изложил
ему историю своего краткого знакомства, если можно так выразиться, с Марианной
Ковалевой и последствия этого знакомства.
– Итак, в результате этих событий мой приятель лишился
машины и едва не лишился жизни, а меня всерьез держат под подозрением и
отпустили пока под подписку о невыезде. А мне это ужасно не нравится, и я не
вижу другого пути из сложившейся ситуации, кроме как самому найти убийцу
Марианны. Честно говоря, вначале я сильно подозревал, что ее убрали конкуренты
«Поллукса», то есть вы. Но, ближе ознакомившись с делом, понял, что это было бы
очень глупо и совершенно бессмысленно: девушка в этой истории – человек случайный,
Колыванов использовал ее только от безысходности, потому что не хотел
рассказывать о своих сложностях Пал Палычу. Просто из мести? Несерьезно.
– Вы правы, – кивнул Ковригин, – мы об этой
девушке вообще не знали. Колыванов, конечно, зарвался и поплатится за это,
самая трудная работа предстоит с Пал Палычем.
При этих словах Ковригин обменялся взглядом с Ариком,
который, как всегда, переступил с ноги на ногу и потер руки. Глаза его блеснули
недобрым огнем.
– Так что к этому убийству мы непричастны. Конечно, я не
могу вам представить вещественных доказательств, но мы ведь с вами не в суде…
пока, – он усмехнулся, – однако я могу вам твердо обещать: со стороны
«Поллукса» и Пал Палыча вам больше ничего не будет угрожать… очень скоро.
Правда, ближайшие сутки лучше соблюдать осторожность, и я лично советовал бы
вам побыть нашим гостем. Не подумайте, что я вас задерживаю силой, но в
интересах вашей безопасности это было бы лучше. – Он нажал кнопку
переговорника и сказал: – Даша, принеси нам всем кофе.
Даша появилась в дверях через минуту, уже полностью
приведенная в порядок. Три чашки прекрасного кофе дымились на подносике,
распространяя по комнате божественный аромат.
Проводив гостя, Ковригин вызвал в кабинет Арика Димирчана.
– Ну что, выяснил, куда этот шустрик звонил каждые полчаса?
Кто его напарник?
– Куда звонил – выяснили, – поморщился Арик. – Но
пользы от этого как с козла молока. – Он переступил с ноги на ногу и
поправил воротничок рубашки.
– Поясни, – недовольно потребовал Юрий Иванович.
– Звонок проследили быстро. Оказалось, что парень звонит в
приемную ОВИРа Центрального района…
– Куда? – удивленно переспросил Ковригин.
– Отдел виз и регистрации. – Арик поправил манжеты.
– Что такое ОВИР – я знаю, – хмыкнул Ковригин, – я
просто удивился.
