– Это нужно спросить у вас. Если бы вы щадили чувства своей
бабушки, вы не совершали бы… того, что вы совершили.
– Ничего я не совершал! – чуть не закричал я. – Ну
скажите, на фига мне было убивать эту Марианну?
Как ни странно, Громова кивнула:
– Вот здесь как раз единственное слабое место выдвигаемых
против вас обвинений. Я действительно не вижу пока ваших мотивов… во всяком
случае, достаточно убедительных мотивов. Только поэтому я еще не требую санкции
на ваш арест. Пока я только возьму у вас подписку о невыезде. Вы должны
постоянно находиться в пределах досягаемости следствия. И имейте в виду, –
она снова надела очки и уставилась на меня своим рентгеновским взглядом, –
имейте в виду, мы будем наблюдать за каждым вашим шагом. А я точно знаю – весь
мой многолетний опыт это подтверждает, – преступник обязательно допускает
ошибки, хотя бы одну ошибку. И мы эту ошибку не проглядим.
* * *
Не помню, как взял подписанный Громовой пропуск, не помню,
как вышел на улицу. В голове шумело, как будто я был выпивши, а ведь я никогда
не пью, при моем образе жизни это неприемлемо. Что же происходит? Эта старая
галоша Громова внаглую шьет мне дело! Заточку нашли, эксперт сразу же всунулся
со своим заключением, что убийца – человек маленького роста, подозрительные
какие-то вокруг меня совпадения. Все ясно: они решили спихнуть все на меня.
Действительно, чего искать, за семь верст киселя хлебать, когда убийца – вот
он, перед ними сидит, готовенький.
Припрут меня к стенке уликами, а потом только добиться
признания – и вот, дело закрыто, Громовой – благодарность, а мне – срок.
Совершенно некстати вспомнились вдруг разные случаи, которые
бабуля вычитывает из газет и пересказывает мне. Там описываются разные
милицейские ошибки – как человека арестуют по ложному обвинению, а потом так
дело повернут, что суд ничего не разберет, его и посадят.
Я остановился и несколько раз глубоко вдохнул свежего
весеннего воздуха, чтобы успокоиться. Это было необходимо, потому что глаза
заволокла пелена бешенства. Я вообще-то человек спокойный, редко что может
вывести меня из себя, потому что я специально развивал в характере это
качество. Но в данном случае философия кун-фу не помогала.
Немного полегчало, и передо мной вдруг нарисовался план, что
я должен сделать как можно скорее. Эта старая мочалка… черт бы ее взял, эту
следовательшу Громову! Так вот, она от меня не отстанет по-хорошему. И даже
если бабуля будет валяться в ногах у мамочкиного мужа и упросит его вмешаться
по своим каналам, Громову это ничуть не остановит, а только еще больше
подхлестнет. Хоть я и не умею определять возраст женщины, но Громова дошла уже
до таких лет, что видно невооруженным глазом – ей скоро на пенсию. Поэтому она
не дрожит за свое место и будет сражаться за справедливость до победного конца.
А высшую справедливость она почему-то видит в том, чтобы посадить меня за
убийство, которого я не совершал. И, вцепившись в меня, она и не собирается
искать никого другого. Так что у меня остается единственный выход: найти убийцу
самому. И поднести его Громовой на тарелочке. Пусть она его допрашивает и
оформляет на отсидку, такое дело ей вполне по силам.
А я как можно скорее должен установить контакт с
конкурентами моего Хомячка, с благотворительным фондом «Пеликан». Только они
могут пролить свет на это странное убийство, потому что когда Хомячок
недоумевающе оправдывался у Пал Палыча насчет девушки, он не врал. Но одному
соваться к «Пеликанам» глупо и неосторожно. Мне нужен помощник.
Вот с этим трудно, потому что к Околевичу я обратиться не
могу – у него теперь с милицией проблем хватает, и все из-за меня. Есть,
конечно, у меня друзья-приятели, можно найти среди них надежного, неболтливого
человека, но нужно будет долго вводить его в курс дела, а у меня совершенно нет
времени.
Итак, я осознал, что придется обратиться к Надежде
Николаевне. А что, она уже полностью в курсе всех событий, опять же, не станет
трепаться и сделает все, что я попрошу.
Я вызвонил ее с работы, и Надежда прибежала очень быстро.
– Уж не знаю, чем вы там занимаетесь, – чтобы
поддразнить ее, сказал я, – если все время то опаздываете, то раньше
уходите. Что за работа такая странная?
– Работа нормальная, только зарплата странная, –
ответила Надежда. – Говори, что еще стряслось.
Мой рассказ про то, что случилось у Громовой, она восприняла
довольно спокойно.
– Я примерно этого от нее и ожидала, – призналась
Надежда. – Но одного у нее не отнимешь: очень эта женщина упряма. И
начальства не боится. Поэтому мы эти ее качества поставим себе на службу.
Значит, когда ты договоришься с «Пеликанами» о встрече, ты сообщишь им, что
должен каждые полчаса звонить мне. А если ты этого не сделаешь, то я выжидаю
полчаса и сообщаю Громовой, где ты находишься. Говорю, что тебя похитили люди,
которые замешаны в убийстве девушки. И еще кое-какие у меня есть идеи.
– И что она сделает?
– Не знаю, – честно призналась Надежда. –
Возможно, пошлет туда наряд милиции. А я расскажу ей все, что знаю, пусть
проверяет.
– Ладно, надеюсь, что до этого не дойдет.
Мы нашли свободный таксофон, убедились, что вокруг никого
нет. Я набрал номер и спросил:
– Благотворительный фонд «Пеликан»?
– Совершенно верно, – ответил чарующий женский
голос. – Чем я могу вам помочь?
– Я хотел бы поговорить с вашим директором.
– Как вас представить? – осторожно спросила девушка.
Голос ее по-прежнему был чарующим, но доля подозрительности
в нем появилась.
– Скажите, что его спрашивает Пожаров.
– А по какому вопросу? – не отставала секретарша.
Подозрительности в ее голосе прибавилось, очарование пошло
на убыль.
– По поводу Сертолова, – ответил я лаконично. – И
прекратите это самостоятельное расследование, доложите шефу, он сам разберется.
Девушка обиженно хрюкнула, но переключила на другой телефон.
– Ковригин слушает, – послышался в трубке хорошо
поставленный вальяжный баритон.
– Мы с вами незнакомы, – начал я голосом прожженного
авантюриста, – и я не настаиваю на личном знакомстве, но я мог бы сообщить
вам интересные подробности, касающиеся пожара на Сертоловском таможенном
терминале, который произошел четырнадцатого марта.
– Почему вы думаете, что это будет мне интересно? – В
голосе Ковригина появился холодок.
– Потому что в этом пожаре вы лишились контейнера с ценным
грузом. И еще потому, что это был поджог.
– Вы в этом уверены? – Температура его голоса упала еще
на десять градусов.
– Я не только в этом уверен, я могу вам это доказать.
– Какие у вас могут быть доказательства?
