Ну вы же понимаете, право, что усидеть на месте стало совершенно невозможно? Переглянувшись, мы, будто заправские партизаны, тихой сапой устремились за ним.
— Ты! И как нахальства хватило прийти! — дядин вопль заставил нас ускориться.
— Я хотела бы поговорить с Бэном, — зазвучал тихий девичий голосок. — Умоляю, почтенный Джума…
— На пороге у себя не хочу видеть мерзавку и обманщицу вроде тебя! — бушевал дядя. — И снова явилась одна, снова! Как так?!
Как говорится — ой.
— Пожалуйста! — воскликнула, видимо, Акива. — Я хочу с ним поговорить! Разве это так сложно — один разговор!
— Наговорилась уже! — рявкнул дядя. — Разгрести бы последствия твоей этой говорливости!
В чём-то он прав, если честно. Но так считали не все.
— Я согласен, — сказал Бэн тихо, выходя вперёд. — Но, Акива, я не…
— Согласен? На что ты согласен? — бушевал дядя. — Оглох и ослеп?
— Я согласен поговорить, — добавил Бэн. — Но при свидетелях.
Дядя поморщился и слегка посторонился.
— Говори! — сказал он Акиве. — Здесь и при всех!
Я с любопытством уставилась на эту девушку-проблему.
А красивая. И, кстати, чем-то похожа на Дайяну — если не учитывать другого цвета кожи, конечно. И…
Ой. А на колени-то зачем падать?
— Господин, — воскликнула она, склонившись перед Бэном в пол, — прошу, пойди моему отцу навстречу! Знаю, что ты не хотел этого, знаю, что не люба я тебе, что сердце твоё тоскует о той, другой, оставшейся за океаном. Но я буду слаще мёда, послушней и тише тени, изящней лани, ласковей весеннего солнца. Я ведь тебе не противна. А ты… Я выпросила у отца купить мне все музыкальные шкатулки, что ты сделал. Когда отец заговорил со мной о тебе и Рейдаре, я просила тебя, тебя одного, потому что из всех мужчин ты мне больше всего по сердцу. Так смилуйся надо мной — и я отдам всё взамен.
Ух ты. И ведь не врёт, я чувствую! Вот уж где неожиданный поворот-то.
— Акива, я…
— Мне не стоило слушать отца, но теперь вышло то, что вышло. Если ты откажешься от меня, мне не жить! Прошу, прояви милосердие!
— И как только хватает наглости…
— Хорошо, — выдал Бэн. — Я на тебе женюсь.
— Чтоб тебя… — пробормотал дядя.
— Ты даёшь своё слово? — она подняла на него больные, умоляющие глаза.
— Да, — тихо сказал Бэн. — Я любил в своей жизни одну женщину и вряд ли полюблю другую. Мне всё равно, на ком жениться. И ты… ты не противна мне, да. Ты... будешь моей женой?
— Конечно! — воскликнула она, обнимая его ноги. — Спасибо! Я буду повиноваться тебе во всём!
— Эм… Давай ты тогда встанешь, а? — уточнил он.
— Конечно, — она вскочила и одарила его широкой, счастливой улыбкой. — Как пожелаешь!
Мы с семьёй мрачно переглянулись. Я не знала, как к этому относиться: она с одной стороны вроде бы говорила правду, но с другой...
— Слово сказано, — сухо сказал дядя. — Я свидетель. Значит, быть посему. Сейчас мы с Ленной проводим твою невесту домой. Заодно и с Аджавой… поговорим. А вы ложитесь спать; чую, завтра будет непростой день.
*
“Ты здесь?” — было написано на стене.
И может быть (только может быть) я бросилась вперёд слишком стремительно. И, споткнувшись о кровать, растянулась на полу.
Н-да. Красота и изящество… Всё же порой удобно, когда тебя не видят.
— Да, здесь, — сказала я быстро, — только закончила со всякими проблемами.
“Твой друг?”
— Да.
“Ничего не решилось?”
— Ему жалко девушку и он женится, — вздохнула я.
“Что же, я так и подозревал. Теперь главное — обыграть правильно договор. Говори, если с этим понадобится помощь. И — как вы там, с малышом? Всё в порядке?”
— Да, — я улыбнулась и нежно погладила яйцо. — Он понемногу впитывает энергию из окружающего мира, всё идёт спокойно. Я немного устала, потому что не совсем восстановилась после беременности. В случае с детьми-селенити это не очень просто. Но в целом…
“Поделюсь с тобой энергией, когда встретимся.”
— А когда мы встретимся? — с замиранием сердца уточнила я.
“Уже завтра, — ответил он. — Завтра вечером прибудет наш корабль. Правда, наша первая встреча обещает быть публичной: со скандалом нужно разобраться как можно скорее. Наши спецы придумали кое-что, меня в детали не посвящали. Но завтрашние газеты тебя порадуют.”
— Да? — уточнила я подозрительно. — Точно порадуют?
“Не сомневайся. Они покажут тебя в совершенно другом свете! А теперь ложись спать. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Ещё успеем наговориться.”
“Нет, хочу ещё!” — хотелось мне крикнуть, но усталость брала своё.
— Спокойной ночи, — шепнула я.
“Спокойной ночи.”
Свернувшись вокруг малыша в облике огромной змеи, я заснула окрылённой и счастливой.
55
Тиса из Гильдии Змей
*
— Как вы это допустили?! — бесновался Глава. — Как?!
Я смотрела на своего непутёвого сына, лежащего в луже серебристой крови. Жив? Нет? Не понять. Можно подойти и проверить, но я слишком боюсь узнать правду.
Линки, мой мальчик... Дорогую же цену он заплатил за то, что спрятал свою дочь. Возможно, мне в своё время стоило поступить, как он; нужно было дать ему мирную жизнь. Почему не додумалась, старая глупая змея?!
Но это не так начиналось. Совсем не так.
Когда-то, в другие времена, я испытывала гордость от того, что состою в Гильдии. Тогда Вел-Лерия, столица купечества и пиратства, была городом таких, как мы: преступников, мошенников, перекупщиков. Государственная власть была настолько слаба, что стража боялась совать нос в наши районы и наши дела; городом правили мы. Тогда я, ртутная змея, служила Главе Гильдии и считала эту судьбу лучшей для своего детёныша.
И вот он, умирает на моих глазах. А я даже не могу воспротивиться, связанная клятвами по рукам и ногам…
Я не знаю, когда всё повернуло не туда, чтобы привести в итоге именно к этой точке. Петли клятв связали нас после ухода Йеля, да. Именно тогда Главу окончательно одолела паранойя. Но, оглядываясь назад, всё началось намного раньше и происходило постепенно, шаг за шагом.
Глава нашей гильдии — чистокровный селенити. За свою жизнь он успел несколько раз перелинять, обращаясь то мужчиной, то женщиной (способность, недоступная никому из полукровок, к счастью или сожалению: не уверена, что лично мой разум легко бы справился с подобным опытом). Впрочем, Глава давно переступил порог в пять тысяч съеденных жертв, так что линька более недоступна ему. Он обзавёлся огненными перьями и окончательно избрал для себя мужское тело. Другое ему уже и не нужно: он успел озаботиться целой ордой потомков.