Согласуется ли принцип «не раздувать свою идентичность» с активизмом?
Мы видели, что сильно выраженная идентичность мешает мыслить. Ощущение абсолютной ясности в вопросах морали, уверенность, что ты воин добра и света, борющийся со злом, — все это идеальные условия для того, чтобы у вас сложился взгляд солдата.
Но что, если эти условия так же идеальны для активиста? Чтобы изменить мир, нужна преданность делу. Страсть. Готовность идти на жертвы. Возможно, что у солдата искаженная, черно-белая картина мира, но по крайней мере он полон решимости, которая сворачивает горы. В то время как разведчик, хоть и обладает завидной объективностью взглядов, слишком равнодушен и вязнет в нюансах, а потому не может решительно действовать.
Во всяком случае, так считают многие. Давайте посмотрим, насколько это воззрение соответствует действительности.
Во-первых, прошу заметить, что решительное действие решительному действию рознь. Некоторые поступки результативнее других, а некоторые — подкрепляют вашу идентичность (то есть греют сознанием, что вы сражаетесь на стороне добра). Изредка попадаются действия, эффективные и по той, и по другой шкале. Представьте себе страстного приверженца демократической партии, работающего в избирательной кампании кандидата от демократов в неопределившемся штате. Он дни и ночи борется за победу, что одновременно подкрепляет его идентичность и приносит результат, — ведь, когда речь идет о важном посте, усилия работников штаба избирательной кампании могут действительно повлиять на исход выборов.
Обычно, однако, активисту приходится искать компромисс между идентичностью и действенностью — и чем менее раздута его идентичность, тем легче ему сосредоточиться исключительно на самых эффективных действиях. В десятой главе я рассказала, как Гуманная лига отказалась от своего первоначального подхода — скандальных демонстраций в защиту подопытных животных — и переключилась на переговоры с крупными корпорациями, убеждая их гуманнее относиться к сельскохозяйственным животным. Такой переход усилил действенность кампаний лиги в миллионы раз, если считать поголовье животных, которых затронули изменения. Что же до укрепления идентичности, заигрывание со корпорациями — «империями зла» — ему совершенно не способствовало.
И наоборот, многие действия, подкрепляющие идентичность, очень слабо влияют на окружающий мир. Представьте себе человека, который лепит наклейки на бампер своей машины или орет на прохожих за то, что они неправильно мыслят. Некоторые поступки, подкрепляющие идентичность, даже оказывают негативное действие — на самом деле мешают достижению цели. Вы, вероятно, встречали активистов, у которых основные усилия уходят на борьбу с другими активистами, согласными с ними на 95 %, по поводу остальных 5 %, по которым их взгляды расходятся. Зигмунд Фрейд называл это нарциссизмом мелких различий: для утверждения своей идентичности самые соблазнительные конфликты — те, которые утверждают ваше отличие от соседей по идеологии.
Примеры размещения различных типов активизма в системе координат «степень воздействия — идентичность»
Активист, желающий действовать эффективно, должен держать свою идентичность под контролем, чтобы не затуманивать себе взгляд, но при этом по-прежнему прилагать все силы к достижению цели. Яркий пример — история небольшой группы разведчиков, чьи усилия помогли обратить вспять потоп эпидемии СПИДа, «ученых-непрофессионалов».
«Ученые-непрофессионалы» и эпидемия СПИДа
В седьмой главе мы познакомились с группой активистов борьбы со СПИДом TAG, действовавшей в Нью-Йорке в девяностых годах. Эти люди жили под тиканье таймера: у них на глазах с чудовищной скоростью умирали их друзья и возлюбленные, к тому же они сами в большинстве были носителями вируса.
Пришедшая в 1993 году пугающая новость, что лекарство азидотимидин не эффективнее плацебо, знаменовала важную веху для активистов. До того они лоббировали правительство, настаивая, чтобы новые многообещающие лекарства выбрасывались на рынок немедленно, в обход стандартных каналов тщательной проверки, которая может занимать годы. Но теперь активисты осознали, что это было ошибкой, порожденной отчаянием. «Я понял, что усвоил важный урок, — рассказывает участник группы Дэвид Барр. — А именно: как активист, борющийся за нахождение эффективного лекарства, я должен при выборе политики, которую буду поддерживать и защищать, максимально опираться на результаты исследований»
[226]. В дальнейшем группа взяла на вооружение лозунг: «Выверять подход наукой».
Сами эти люди не были учеными. Барр — юрист; другие члены группы были финансистами, фотографами или сценаристами. Но ими двигала крайне высокая мотивация к обучению. Они начали с учебников типа «Введение в иммунологию» и еженедельно устраивали встречи, как они это окрестили, «Научного клуба», задавали друг другу домашние задания и составляли словари незнакомой научной лексики.
Еще они изучали политику, связанную с правительственными исследованиями: выясняли, как выделяются средства из бюджета и как проводятся испытания новых лекарств. Они обнаружили, что в этой области царит хаос, и сильно встревожились. «Мы словно попали в сказку „Волшебник страны Оз“, — рассказывал активист Марк Харрингтон. — Мы проникли в самую сердцевину системы и обнаружили за занавеской маленького никчемного человечка»
[227].
Чем больше они узнавали, тем больше понимали, что активизм их нынешнего типа не поможет выиграть эту битву. Раньше они бросали все усилия на протестные акции, привлекающие внимание публики, например перекрывали улицы или приковывали себя к рабочим столам политиков. Однажды они под покровом ночной темноты прокрались к дому консервативного сенатора Джесса Хелмса и надули на крыше гигантский презерватив.
Однако, чтобы улучшить процесс разработки и испытания лекарств, активистам нужно было действовать изнутри, сотрудничая с бюрократами и учеными Национального института здравоохранения (NIH). Такое решение не способствовало популярности TAG среди других активистов, большинство которых до сих пор злились на правительство за медленную реакцию и зачастую равнодушие к кризису, вызванному СПИДом. «Среди нас бытовала такая псевдоаналогия, что NIH — это как Пентагон или что-то вроде: воплощение зла, и встречаться с ними не следует», — вспоминал Харрингтон
[228].
