Позволяя своей идентичности раздуваться, вы теряете возможность убедить других
В марте 2014 года телевизионная актриса Кристин Каваллари объявила, что они с мужем решили не прививать своего ребенка. Они провели исследования, прочитали множество книг и решили, что риск того не стоит. Журналист ответил насмешкой: «Книги? Вы читали книги?» — а затем обратился к слушателям: «В последний раз заклинаю, перестаньте слушать пустоголовых знаменитостей и начните прислушиваться к врачам. Если вы не привили своего засранца, вы как родитель — полное говно. У меня все»
[221].
Но кто были его слушатели? Трудно представить себе человека, которого можно переубедить, насмехаясь над ним, называя говенным родителем и не приведя ни единого убедительного аргумента в пользу необоснованности страхов перед прививкой.
Другой журналист отреагировал на заявление Каваллари тем, что написал просветительную брошюру о пользе прививок
[222]. Вроде бы звучит многообещающе. Но брошюра сочится презрением к противникам прививок («антинаучный бред») и снисходительностью к читателям («Вакцины безопасны. Да. Можете перечитать это предложение»).
Кроме того, автор брошюры полностью упускает суть вопроса. Ратуя за безопасность прививок, он цитирует Департамент здравоохранения США и ссылается на научные эксперименты, доказавшие безопасность вакцин. Но противники прививок уже знают, что официальная медицина провозглашает безопасность вакцинации. Проблема в том, что они ей не доверяют. Ссылаться на нее как на авторитет бесполезно — это лишь подтверждает подозрения скептика в том, что вы не понимаете сути вопроса.
Подведем итоги: очень трудно переубедить человека, если вы считаете его морально и интеллектуально ниже себя. Как замечательно сформулировала Меган Макардл, «мне понадобились многие годы участия в сетевых дискуссиях, чтобы понять практически железный закон комментирования: чем самодовольнее вы себя чувствуете после публикации сообщения, тем менее вероятно, что оно кого-нибудь переубедит»
[223].
Чтобы переубедить противника, нужно его понимать
Журналист Адам Монгрен когда-то ощущал к противникам прививок исключительно презрение. «Дело не в том, что я знал, что они ошибаются, — говорит он. — Дело в большем. Я считал себя интеллектуально и морально выше этих людей… Я отточил специальное выражение лица — такое потрясенное, удивленно-неодобрительное — и прибегал к нему каждый раз, когда кто-нибудь упоминал хотя бы возможность неверия в прививки»
[224].
Взгляды Монгрена начали меняться, когда он сначала подружился, а затем вступил в брак с матерью-одиночкой, принципиально не прививавшей своего ребенка. Он не мог просто счесть свою невесту идиоткой и забыть о ней. До того, как встал вопрос о прививках, Монгрен успел узнать ее и проникся уважением к ней, видя, что она умна и заботлива. Поэтому он попытался понять, как и почему умный и заботливый человек может быть против прививок. По мере того, как Монгрен и эта женщина становились все ближе, он осознал кое-какие моменты.
Во-первых, человек, который скептически относится ко всеобщему консенсусу специалистов по поводу прививок, не обязательно идиот. Существуют трагические прецеденты: многие вещи, такие как свинцовая краска, табак и кровопускание, поначалу преподносились публике как совершенно безопасные. Поэтому, когда специалисты уверенно заявляют: «Верьте нам, прививки безопасны», сложно винить людей, относящихся к этому с подозрением. Во-вторых, у жены Монгрена была личная причина не доверять врачам. В подростковом возрасте она испытала бэд-трип: ей стало очень плохо после приема наркотиков, и она боялась, что это будет иметь вредные последствия для мозга. Но, обратившись к врачу, она ушла расстроенная: он даже не выслушал ее, только отмахнулся от ее беспокойства.
Если у вас уже есть причина не доверять прививкам и официальной медицине, очень просто найти свидетельства в пользу этого недоверия. Огромная отрасль альтернативной медицины выпускает как с конвейера статьи о детях, ставших аутистами после прививок. В сущности, сестра жены Монгрена этим и занималась. Она называла себя «натуропатом», изучала вакцины и считала их токсичными. Когда жену Монгрена раздирали сомнения по поводу прививок, она советовалась с сестрой, и ее неприятие прививок усиливалось.
Монгрен понял: такое поведение совершенно не специфично для противников прививок. Да, они читают источники, подтверждающие их взгляды, и советуются с людьми, которым доверяют. Но так поступают абсолютно все. Просто по неудачному стечению обстоятельств такая универсальная склонность порой дает прискорбные результаты.
Почувствовав, что до определенной степени понимает позицию антипрививочников, Монгрен стал искать случая поднять этот вопрос в разговоре с женой так, чтобы не выглядеть высокомерным идиотом. Случай представился летом 2015 года. Как раз тогда Монгрен узнал о существовании вакцины под названием Pandemrix, которая, как выяснилось, провоцировала у детей нарколепсию, однако официальная медицина и мейнстримные средства массовой информации не торопились обнародовать этот факт, боясь дать оружие в руки антипрививочников.
К счастью, корабль официальной медицины скоро лег на правильный курс, но эта история дала Монгрену законный повод поговорить с женой и объяснить, что он понимает ее беспокойство. «Случай с вакциной Pandemrix помог мне искренне поговорить с женой, признать, что иногда официальная медицина ошибается и что средства массовой информации могут идти у нее на поводу, — сказал он. — Я завел об этом разговор, чтобы показать жене, что ее тревоги мне небезразличны и что я не считаю их чем-то неприемлемым»
[225].
Признание, что твоя сторона может ошибаться, очень помогает показать представителю другой стороны, что ты не просто фанатик, тупо твердящий заученные истины, как попугай, и что, очень возможно, тебя стоит выслушать. После нескольких таких разговоров с Монгреном — искренних, добросовестных, без конфронтации — его жена по собственной инициативе решила через некоторое время записать дочь на прививки.
