Мы подсознательно идем на компромисс
Наши убеждения служат одновременно для достижения таких разнообразных целей — это один из парадоксов человеческого бытия. В результате мы неизменно идем на компромисс.
Мы ищем компромисс между принятием правильного решения и принадлежностью к группе. Если вы живете в тесно сплоченной общине, возможно, вам будет легче в нее вписаться, используя взгляд солдата, чтобы отражать любые сомнения в основополагающих верованиях и системе ценностей общины. С другой стороны, если вы позволяете себе подобные сомнения, возможно, для вас будет лучше отвергнуть взгляды своего сообщества на мораль, религию или гендерные роли и сознательно перейти к менее традиционалистской жизни.
Мы ищем компромисс между принятием правильного решения и убедительностью. Одна моя подруга когда-то работала в известной благотворительной организации и все время удивлялась, как это президент организации умудряется убедить самого себя, что каждый доллар в бюджете организации расходуется с умом. Так президенту было проще уговаривать потенциальных жертвователей. С другой стороны, самообман президента приводил еще и к нежеланию завершить неэффективные программы — ведь с его точки зрения они были эффективными. «Когда кто-то пытался доказать ему совершенно очевидные вещи, он устраивал целую дискуссию», — вспоминала моя подруга. В этом случае мышление солдата помогало президенту благотворительной организации собирать пожертвования, но мешало рационально использовать собранные деньги.
Мы ищем компромисс: как принять правильное решение и поддержать моральный дух. Если вы разработали план и хотите его внедрять, можно сосредоточиться только на его плюсах («Потрясающая идея!»), чтобы проникнуться энтузиазмом и мотивацией для выполнения плана. С другой стороны, если вы начнете рассматривать этот план, чтобы найти в нем недостатки («Каковы негативные стороны? В каких обстоятельствах это может не получиться?»), вы с большей вероятностью обнаружите, что существует другой, более удачный, план и внедрять следует его.
Мы идем на эти компромиссы и на многие другие все время, обычно даже сами того не сознавая. В конце концов, весь смысл самообмана в том, что он происходит подсознательно. Если бы мы могли поймать себя на мысли: «Следует ли мне признаться самой себе, что я провалила проект?» — сам этот вопрос уже не нужно было бы задавать. Поэтому выбор приоритетной цели в каждом конкретном случае остается за нашим подсознанием. Иногда мы выбираем взгляд солдата, достигая своих эмоциональных или социальных целей за счет ясности видения. Иногда мы выбираем взгляд разведчика и ищем истину, даже если она подрывает на корню наши надежды.
А иногда наше подсознание пытается усидеть на двух стульях сразу. Когда я вела образовательные семинары, я постоянно спрашивала слушателей, как идет у них учеба. Я знала, что, если слушатель плохо понимает материал или недоволен курсом, лучше выяснить это как можно раньше и постараться исправить. Мне всегда было трудно получать обратную связь, и потому я гордилась, что на этот раз поступаю правильно.
Во всяком случае, гордилась до определенного момента, пока не осознала кое-что прежде незамеченное. Каждый раз, задавая слушателю вопрос: «Ну что, как вам нравится семинар?» — я начинала усиленно кивать и одобрительно улыбаться, как бы говоря: «Ведь вы хотите ответить „да“, правда? Ну пожалуйста, скажите „да“». Совершенно очевидно, что мое желание защитить свою самооценку и удовлетворение собой шло вразрез с моим желанием выявить проблемы, чтобы их исправить. Это воспоминание о том, как я прошу дать мне честный отзыв и в то же время одобрительно киваю и задаю наводящие вопросы, навсегда отпечатался у меня в мозгу: борьба солдата и разведчика, отраженная на одной картинке.
Может быть, мы рационально иррациональны?
Поскольку мы все время торгуемся, подсознательно ища компромиссы между взглядом солдата и взглядом разведчика, стоит спросить: а хорошо ли у нас получается? Умеем ли мы интуитивно взвесить все за и против и понять, что выгоднее для нас в конкретной ситуации: узнать правду или верить в ложь?
Гипотеза о том, что человеческий разум в ходе эволюции научился находить оптимальные компромиссы в такой ситуации, называется гипотезой рациональной иррациональности. Ее сформулировал экономист Брайан Каплан
[29]. Ее название может показаться внутренне противоречивым, но это лишь потому, что в нем обыгрываются два значения слова «рациональный»: эпистемологически рациональный человек — тот, кто придерживается хорошо доказанных мнений, а инструментально рациональный — тот, кто принимает эффективные решения для достижения своих целей.
Иными словами, если мы рационально иррациональны, мы умеем подсознательно выбрать ровно такой уровень эпистемологической иррациональности, чтобы достичь своих социальных и эмоциональных целей, но при этом не слишком сильно исказить истинную картину мира. Рационально иррациональный человек будет отрицать наличие проблемы, когда выигрыш от отрицания достаточно высок, а шанс решить проблему достаточно низок. Рационально иррациональный руководитель станет приукрашивать финансовое положение своей компании в собственных глазах только в том случае, если выигрыш — его способность привлекать инвесторов — больше, чем негативные последствия от принятия не совсем верных стратегических решений.
Так что, люди в самом деле рационально иррациональны?
Будь это так, книгу можно было бы закончить прямо здесь. Я могла бы воззвать к вашему человеколюбию и призвать вас чаще выбирать мышление разведчика, чтобы быть полезнее для общества. Или я могла бы сыграть на вашем внутреннем стремлении к истине ради нее самой. Но я не могу поручиться, что вы выиграете, то и дело применяя взгляд разведчика, если вы уже и так умеете находить оптимальный баланс между разведчиком и солдатом.
Сам факт существования моей книги — в некотором смысле спойлер ответа на этот вопрос. Нет, мы очень далеки от рациональной иррациональности. В нашем процессе принятия решений есть несколько крупных изъянов, несколько способов, которыми мы систематически обманываем себя, выясняя истину и оценивая плюсы и минусы этого действия. Далее мы рассмотрим, как эти способы самообмана заставляют нас переоценивать взгляд солдата и выбирать его чаще, чем следовало бы, и в то же время недооценивать взгляд разведчика, выбирая его гораздо реже, чем было бы нужно.
Мы переоцениваем немедленный выигрыш от мышления солдата
