— Мой отец очень болен? — перебила его Сара. — Я так и думала! Но ведь вы сможете помочь ему, сможете?
Доктор Стоун едва сдержал неожиданную слезу — так отчаянно девочка надеялась на чудо, которое он не мог ей дать.
— Увы, милая моя, это не в моих силах. Его давняя сердечная болезнь не считалась бы опасной, если бы он не потерял желание жить. Тогда хватило бы укрепляющих настоев, прогулок и поездок на курорт. Но ваш отец сам стремится покинуть этот мир, и сердце только служит ему проводником…
Доктор от волнения заговорил как-то витиевато, но девочка уловила общий смысл сказанного. Она уткнулась лицом в колени и жалобно, горько заплакала.
Врач знал, что надо терпеливо переждать этот первый приступ, он вряд ли будет длинным: детская натура не способна сразу же смириться с неизбежным, и через несколько минут малышка начнет цепляться за самые слабые ниточки, лишь бы отвратить неизбежное горе.
Так и случилось: наплакавшись, Сара достала платок, вытерла лицо, высморкалась, не стесняясь доктора, и снова посмотрела на него. «Бедный ребенок, она так добра, что даже не сердится на меня за плохие вести», — подумал мистер Стоун.
— И отец… умрет, как умерла мама? — Она так хотела услышать, что ошибается!
— Я постарался объяснить ему, насколько серьезна болезнь и насколько он не прав, запираясь от вас, мисс Сара, — вместо ответа стал объяснять доктор. — Может быть, он услышал меня, и, если он вернется к вам, его болезнь отступит. Надеяться на чудо никогда не поздно, но надо помнить, что чудеса случаются… гораздо реже, чем мы желали бы.
Доктор неловко закончил фразу, ему не хотелось напрасно расстраивать девочку, но и как ободрить ее, он не знал.
— Я буду много молиться, — серьезно сказала Сара. — Спасибо вам, доктор Стоун! Вы ведь еще придете к нам?
— Разумеется, моя дорогая, я приду завтра, и послезавтра, столько, сколько понадобится. — Врач почувствовал некоторое облегчение — ребенок выдержал удар, а значит, справится и дальше. — И я бы посоветовал вам в присутствии отца выглядеть хорошей девочкой, веселой и беззаботной, как и подобает в ваши годы. Его сейчас опасно расстраивать, а заплаканные глаза и унылый вид — как раз то, что может огорчить его.
— Конечно, сэр, я сделаю все, чтобы ему было хорошо, — Сара как-то разом повзрослела.
Доктор еще немного поговорил с девочкой, ему казалось, что она гораздо больше нуждается в помощи, чем ее отец. Мистеру Мэйвуду уже не в силах помочь никто из людей, только лишь божий промысел, а девочке нужны силы, крепкое здоровье и кто-то, на кого она смогла бы опереться.
Врач решил прислать себе на смену супругу: миссис Стоун не мешало бы навести порядок в этом слегка запущенном доме, а ее решительный вид может заставить мистера Мэйвуда подняться с постели скорее, чем все советы доктора.
Мистер Стоун попрощался с Сарой не раньше, чем убедился, что она способна вести себя разумно, и оставил девочку расстроенной, но хотя бы не заходящейся в рыданиях.
Мистер Мэйвуд поверг в изумление прислугу и собственную дочь тем, что не только вышел к обеду, как ни в чем не бывало, но и оказался в прекрасном настроении, хорошо ел и попросил испечь пирог из вишен. Сара тут же решила, что свершилось чудо, обещанное доктором Стоуном, ведь после его отъезда она до самого обеда молилась о выздоровлении отца.
Все же, присмотревшись, девочка заметила и бледность мистера Мэйвуда, и его утончившиеся пальцы, и то, как его мягкий, ласковый взгляд то и дело становится отрешенным. О выздоровлении после одного только визита врача говорить, конечно же, рано, но девочка так хотела верить, что теперь все будет по-другому.
Ближайшие два месяца укрепили ее надежды. Казалось, мистер Мэйвуд стал совсем другим человеком. Он снова начал интересоваться делами поместья, выписал целую коробку новых книжек для себя и дочери, рассчитал, не без помощи миссис Стоун, нерадивую прислугу, запретил мисс Брук грубо разговаривать с Сарой, даже несколько раз выезжал в гости. И, наконец, проводил с девочкой почти все время! Словом, превратился именно в такого отца, о каком мечталось Саре последние четыре года.
Она была так счастлива, что не замечала, как все более бледным и худым становится его лицо, как все короче и короче делаются их совместные прогулки, превратившиеся, наконец, в долгие беседы в саду, когда оба сидели рядышком на новой скамье или устраивали маленькие пикники под старой вишней.
И уж, конечно, Сара не подозревала, как именно доктору удалось вытащить пациента из его добровольного заточения. Мистер Стоун смог придумать только один действенный способ, принесший успех.
Добросердечному доктору на полчаса пришлось превратиться в суровый голос совести и воззвать к отцовским чувствам мистера Мэйвуда. Врач не стал скрывать, насколько серьезно тот болен, и с намеренной жестокостью укорил его в эгоизме, побуждающем лелеять свое горе и не замечать, как страдает покинутый ребенок и в каком упадке находятся все дела.
— Я поступаю против своих правил, когда говорю вам все это, сэр, — сказал доктор. — Но вы должны, наконец, прозреть. Ваша болезнь зашла слишком далеко, теперь, даже если вы захотите справиться с нею, мое искусство уже бессильно. Что тогда будет с мисс Сарой? Кто воспитает ее без отца и матери?
— Мой добрый друг, вам давно следовало поговорить со мной так откровенно, — ответил мистер Мэйвуд. — Боже, как вы правы! Я мечтал поскорее соединиться со своей дорогой Мэйбелл и так мало думал о Саре!
— То же самое вам многократно говорил викарий, — возразил мистер Стоун. — А мои визиты столь очевидно докучали вам, что я — вероятно, напрасно, — оставил вас в покое.
— Конечно, викарий старался помочь, но он больше упрекал меня в том, что моя вера в Божье милосердие утрачена, и повторял, что я — большой грешник, если молю о смерти. Все это только раздражало меня, ведь он не в силах понять мое горе, и его увещеваний хватало только на два-три дня моей отцовской заботы о бедной девочке. Вы же показали, насколько я приблизился к тому, что казалось избавлением от страданий, и в тот же миг заставили желать совсем другого…
— Я рад, если мне это удалось, сэр, — со вздохом ответил доктор Стоун. — Возможно, просто настало время вам понять, сколь не правы были вы до сих пор в своем стремлении уйти вслед за супругой, противоречащем вере, здравому смыслу и самой человеческой природе. Надеюсь от всей души, что еще не поздно исправить вред, нанесенный вам и вашей дочери этими недостойными сильного человека побуждениями.
В таком духе они проговорили еще четверть часа, но и позже, оставшись в одиночестве, мистер Мэйвуд много думал и заново переживал последние четыре года. Вышел из спальни он совсем другим человеком, намеренным впредь исполнять свои обязанности отца, джентльмена и христианина, но при этом не обольщался призрачной надеждой и втайне от Сары старался, сколько мог, привести в порядок дела и найти того, кто позаботится о девочке впоследствии.
Доктор Стоун, как и обещал, ежедневно навещал Мэйвудов, один или с женой, и с удовлетворением отмечал, как повеселела Сара, заново обретшая отца. В то же время доктор видел, как прогрессирует болезнь, и тревожился о девочке сильнее, чем прежде, — бедняжке заново предстоит пройти весь путь от надежды к отчаянию.
