В один ненастный вечер так и произошло.
– Мистер Хэрриот, я звоню вам с фермы. Эмили еще не… не разрешилась, но она… словно раздулась, весь день не вставала, дрожит и ничего не ест. Мне крайне неприятно беспокоить вас в такую отвратительную погоду, но я ничего в этих вещах не понимаю, а у нее вид… очень несчастный.
Мне все это не понравилось, но я постарался ответить небрежно:
– Пожалуй, я заскочу посмотреть ее, мистер Айрсон.
– Но все-таки… Вас это очень затруднит?
– Пустяки. Мне по дороге. Скоро буду у вас.
Когда сорок минут спустя я, спотыкаясь в темноте, добрался до юрты и раздвинул мешки, моему взору предстала почти фантасмагорическая сцена.
Брезентовые стенки содрогались и прогибались под ударами ветра и дождевых струй. Тусклый дрожащий свет керосиновой лампы смутно ложился на Юджина в кресле. Он нежно поглаживал Эмили в корзинке на полу.
Бедная кошечка раздулась почти в шар. Ее трудно было узнать. Я опустился на колени и провел ладонью по выпуклому животу. Кожа казалась растянутой до предела. Эмили была битком набита котятами и выглядела измученной, почти безжизненной. Тем не менее она тужилась и лизала влагалище.
Я посмотрел на старика.
– У вас не найдется горячей воды, мистер Айрсон?
– Конечно-конечно. Чайник как раз вскипел.
Я намылил мизинец. Он только-только протиснулся в узенькое отверстие. Внутри я обнаружил, что шейка матки широко раскрыта, но до бесформенной массы за ней мизинец доставал с трудом. Только Богу было известно, сколько котят там застряло, но в одном сомневаться не приходилось: протиснуться наружу они никак не могли. Места для маневрирования не было вовсе. Помочь Эмили я не мог. Она повернула ко мне мордочку и жалобно мяукнула. Я с острой горечью осознал, что эта кошка – исключение и погибает от родов.
– Мистер Айрсон, – сказал я, – мне придется сейчас же ее увезти.
– Увезти? – повторил он растерянным шепотом.
– Да. Необходимо сделать кесарево сечение. Выйти нормальным путем котята не в состоянии.
Он выпрямился в кресле и кивнул – оглушенно, не слишком понимая, о чем идет речь. Я ухватил корзинку с Эмили и ринулся во тьму. Но тут мне вспомнился растерянный взгляд старика. Я же совсем забыл о своей обязанности поддерживать в клиенте бодрость духа! Я опять сунул голову между мешками.
– Не беспокойтесь, мистер Айрсон. Все будет отлично.
Не беспокойтесь! Пустое утешение. Поставив корзинку с Эмили на заднее сиденье, я стиснул зубы. Меня терзало беспокойство, и я проклинал насмешницу судьбу: после всех моих бодрых заверений, что для кошек роды – пустяк, именно эти роды могут завершиться трагически. Сколько времени Эмили оставалась в таком положении? Разрыв матки? Сепсис? В мозгу вихрем проносились самые мрачные прогнозы. И почему, почему именно этого одинокого старика поджидает такое горе?
В деревне я остановился у телефонной будки и позвонил Зигфриду.
– Я только что уехал от Юджина Айрсона. Вы не могли бы подъехать помочь? Кесарево сечение у кошки. И откладывать нельзя. Простите, что порчу вам свободный вечер.
– Ну что вы, Джеймс! Я ничем не занят. Так скоро увидимся, э?
Когда я вошел в операционную, автоклав уже исходил паром и Зигфрид приготовил все необходимое. Увидев меня, он распорядился:
– Ну, пациентка ваша, Джеймс, а я беру на себя анестезию.
Я выбрил оперируемый участок и уже занес скальпель над вздутым животом, когда Зигфрид присвистнул.
– Господи! Так и кажется, что вы вскрываете абсцесс.
Он был совершенно прав. У меня возникло ощущение, что стоит сделать надрез, и в лицо ударит струя котят. И действительно, едва я осторожно прошел кожу и мышцы, как матка угрожающе выпятилась наружу.
– О черт! – прошептал я. – Сколько их там?
– Наверное, хватает, – отозвался мой партнер. – А она такая малютка!
Едва дыша, я рассек стенку, которая, к великому моему облегчению, выглядела чистой и здоровой. Вот-вот появится клубок головенок и лапок… С возрастающим недоумением я убеждался, что тяну разрез вдоль массивной угольно-черной спины, а когда наконец подцепил пальцем шею, вытащил котенка и положил его на стол, в матке не оказалось больше ничего!
– Всего один! – охнул я. – Просто не верится!
– Но зато какой! – засмеялся Зигфрид. – И жив к тому же. – Он взял котенка и осмотрел его. – Ну и здоровый же будет котище! Он уже величиной почти со свою мать!
Я зашил разрез, ввел спящей Эмили пенициллин, ощущая, как накатывают приятные волны облегчения. С кошечкой все было в порядке. Мои страхи оказались безосновательными. Котенка лучше на несколько недель оставить с ней, а пока подыщу ему дом.
– Огромное спасибо, Зигфрид, – сказал я. – Ситуация вначале выглядела критической.
Мне не терпелось обрадовать старика. Ведь он, конечно, все еще сидит в шоке, что я забрал его любимицу. И действительно, когда я прошел между мешками, могло показаться, что он за все это время ни разу не шелохнулся. Он не читал, а сидел, сложив руки на коленях, и смотрел прямо перед собой.
Я поставил корзинку рядом с ним, и, медленно повернув голову, он уставился с каким-то изумлением на Эмили, которая уже приходила в себя после анестезии и приподнимала голову, а также на черного крепыша, который с интересом осваивал целый набор сосочков, находившихся в его единоличном распоряжении.
– Она скоро будет совсем здорова, мистер Айрсон, – сказал я, и старик медленно кивнул.
– Какое чудо! Какое невыразимое чудо! – прошептал он.
Когда через десять дней я приехал снимать швы, в юрте царила праздничная атмосфера. Старый Юджин сиял от восторга, а Эмили, растянувшись на спине, подставляла живот своему деловито сосущему гигантскому отпрыску. На меня она поглядела с гордостью, отдававшей глубочайшим самодовольством.
– По-моему, мы должны выпить по такому поводу чашечку чая с моими любимыми булочками, – провозгласил старик.
Он поставил чайник на примус и провел пальцем по тельцу котенка.
– Красавец, верно?
– Еще бы! Из него вырастет великолепный кот.
– Да, конечно. – Юджин улыбнулся. – И будет так приятно наблюдать за ним с Эмили.
Моя протянутая к булочке рука замерла.
– Извините, мистер Айрсон. Но вы не сможете держать тут двух кошек.
– Почему же?
– Ну, например, вы ходите с Эмили в деревню. Вести двух кошек на поводке будет очень непросто. Да и места у вас тут маловато.
Он промолчал, и я продолжал гнуть свое:
– На днях одна дама просила меня достать ей черного котенка. К нам с такими просьбами часто обращаются люди, потерявшие своего старого любимого друга, но обычно бывает нелегко помочь им. И я очень обрадовался, когда мог ей сказать, что у меня на примете есть именно такой котенок.
