И каждое слово все тише. Пуля из револьвера повредила какой-то сосуд в животе, внутреннее кровотечение шансов добраться до больницы не давало. Все же собрался с силами.
– Не узнал я тебя, а то бы…
И дух испустил. Матвей залез ему в правый карман. Немецкий «Парабеллум 08», самовзвода не имеет. Наверняка трофейный, привезенный с фронтов мировой войны.
На выстрел прямо у подъезда ЧК выбежал караул из трех красноармейцев.
– Кто стрелял? Вы?
– Нападение на меня! Вот его оружие.
Красноармейцы перенесли тело на тротуар, обыскали.
– Документов нет.
– Остановите какого-нибудь извозчика, пусть отвезет труп на кладбище и сбросит. Не смердеть же ему у входа.
Заржали бойцы. Смешно им. А Матвею грустно. Если офицер подался в бандиты или вымогатели, что в этом смешного. Трагедия русского офицерства. Образованные патриоты, не жалевшие свои жизни для защиты Отечества во всех войнах, оказались Отечеству не нужны. Фактически не Родине, а новой власти. В руководстве не дураки, большинство в ЦК партии или правительства учились в университетах или закончили их, должны понимать, что без грамотных офицеров армия просто толпа вооруженных людей. Командовали в Красной армии фельдфебели, ставшие красными командирами. И хитростью брали. Например, в Крыму против белой конницы, в большинстве казаков, применили непредсказуемый ход. Навстречу конной лаве казаков поскакала конница красных. По команде красные развернулись в стороны. А за ними уже выстроились тачанки с пулеметами, собранные со многих частей. Массированный огонь уничтожил и казаков и лошадей. Взять пополнение белым было негде, красные идут со стороны Перекопа, полуостров Крым ими отрезан от большой земли. А дальше предсказуемое поражение белых, ибо потери были велики. А все потому, что раньше такую тактику не применял никто, было неожиданностью.
Матвей домой поехал, а убитый им Берлизов из головы не выходил. Убил он бывшего сослуживца правильно. Если бы Матвей замешкался, сейчас бы он лежал мертвым. Да если бы и не было стрельбы, Берлизов мог Матвея опознать и в дальнейшем шантажировать. И все же обидно и нелепо, когда офицер Берлизов встал на путь бандитизма, крышевания контрабандистов. А ведь подавал надежды, хорошим жандармом был, одним из защитников самодержавия. Что с людьми делает смена власти? Нелепо погиб, без пользы для Отечества, только фамилию опозорил. Вероятнее всего, близкие не узнают, как погиб, за какие идеалы. Не было идеалов! И упокоится не на семейном участке кладбища, а в безвестной могиле для многих, на которой ни памятника не будет, ни фамилии начертано.
На душе горько. Виданное ли ранее дело, что офицер, бывший однополчанин, руку поднял на сослуживца? В смутное время трудно удержаться, чтобы остаться человеком. Да и сам он, всегда ли поступает честно и праведно? Может, лучше было бы ехать на юг, примкнуть к белой гвардии, бороться с большевиками? Получается – многие сомневались, не примкнули к Белому движению, и Белое движение потерпело поражение. Казаки Дона, Кубани, Ставрополья тоже думали, что их Октябрьский переворот не коснется, хотели создать казачью республику. Не получилось отсидеться. Красные, разбив белых, взялись за казаков. По отдельности уничтожить получилось проще. Миллион двести тысяч казаков сложили головы. Причем власти не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков.
Родители и жена, сами того не подозревая, удержали Матвея от рокового шага. О них беспокоился. Кто их содержать и досматривать будет? И элемент случайности тоже был, кабы не шоферил, не попался на глаза чекистам, так и крутил баранку.
Так задумался, что едва в телегу не въехал. На улицах темно и на телеге сзади красного фонаря нет, как на автомобиле. Ацетиленовые фары дорогу освещают неважно, свет тусклый и близкий. Благо скорость у машины невелика. А еще мысль появилась – написать в управление заявку на автомобиль. Этому «Рено» уже десять лет, закупка еще довоенная. Ресурс выработал, да и условия спартанские. В кабине сквозняки, боковых стекол нет, зимой особенно ветер и мороз донимают. А уже не мальчик и ранения сказываются. Иной раз смену погоды чувствует, раны ныть начинают, если завтра будет дождь или ветер.
Да что машина, если сам не обустроен? Жена с родителями на даче, он один в квартире, как бобыль. Перемолвиться словом не с кем. На службе все время каждое слово контролировать надо, каждое действие. Для всех он – туповатый исполнитель, партиец со стажем, пролетарий до мозга костей. А на самом деле дворянин, офицер, да еще и служивший в Охранке. Если власть прознает, легкой смерти не будет. Уж как замысловато чекисты пытать могут, он знает не понаслышке.
Дома разделся, согрел чайник на керосинке. Чай по случаю купил у барыги, хороший, индийский. А в столовой ПетроЧК чай морковный, практически подкрашенный кипяток. Но все же в обед суп, кусочек мяса на второе в виде гуляша или котлеты. Помогает поддерживать силы и стоит обед дешево, потому что по продовольственным талонам. В квартире прохладно. Форму на вешалку повесил, надел свитер, лег под одеяло. Происшествие с Берлизовым не выходило из головы. До половины ночи крутился, утром едва встал.
За скромным завтраком мысль пришла.
А ведь Берлизов может быть не один. Через какое-то время появится другой – сослуживец, знакомый по фронту, по встрече при награждении, из дворцовой стражи. Что тогда? Стрелять всех? А не убить – выдадут или шантажировать будут. И получается он свой среди чужих и чужой среди своих. Такая раздвоенность кого хочешь с ума сведет! На службу поехал, не выспавшись, с тяжелыми мыслями.
А на следующий день легкий мороз, первый снег выпал. Его тонкий покров укрыл грязные тротуары, мусор. Прохожие на улице сразу оделись по погоде. А только в общей массе своей выглядели уныло – однообразно. Одежда серых и черных цветов, непрезентабельная. Ни шуб, ни шапок меховых, ни муфт у женщин. Поношенные пальто, в лучшем случае у мужчин тулупы, шапки из меха зайца, уже порыжелые от времени. И лица такие же устало-одинаковые. Не слышно смеха и шуток, разве только у детей.
Новая власть ввела новое летоисчисление 23 января 1918 года. Инициатором перехода на григорианский календарь был Ленин. При царском режиме противником перехода была православная церковь, она жила по юлианскому календарю. Европа, исповедующая католицизм, по григорианскому. Хитро поступили большевики. Большая часть населения была верующей. Церковь декретом отделили от государства 23 января 1918 года, а 26 января – декрет о переходе на новое летоисчисление. Разница составила 13 дней. Новая власть старые праздники не признала, со временем появились свои, коммунистические. А жители приняли переход с трудом.
Матвей приезжал в Ольгино и в сочельник, и на Крещение. Раньше Рождество было последним днем поста. Разрешалось вкушать рыбу, пироги с капустой, кутью, гречневую кашу, блины. И запивать их узваром, компотом из сухофруктов. В сочельник 1920 года ужин после молитвы завершился гречневой кашей и кулебякой с капустой. По голодным временам вполне неплохо. Продовольственный паек гражданину предусматривал два фунта мяса в месяц. Для красноармейца 3 фунта (1,3 кг) мяса, а для рабочего промышленного предприятия 4 фунта.
