– А, вот оно что. Теперь ясно, почему на него полгорода подписано.
– Это еще что! Вот на его реальной страничке – там народу в тыщу раз больше! Было. Пока он ее не закрыл. Он и эту, наверное, скоро закроет. Слишком многие про нее узнали.
– Скукотища, – хотя ей было до жути интересно, Лена демонстративно зевнула. – Все, мелкий, вали отсюда. И еще раз так ко мне ворвешься…
Договорить она не успела. Ярик порывисто обнял ее и слюняво чмокнул в щеку, чего не делал уже… да, вероятно, лет пять. Ошарашенная, Лена вскинула брови, отчего Ярик звонко рассмеялся:
– Ладно, ладно, все понял! Больше не повторится! – В дверях он задержался. – Спасибо тебе. Ты, оказывается, еще не совсем овампирилась. И извини, что я так… ну… Я просто очень рад, что куклы здесь нет.
– Конечно нет, – хмыкнула Лена. – Предки ее забрали с собой и на работу таскают…
Она испуганно вскрикнула – так резко и страшно побледнело лицо Ярика.
Кукла
Ее жизнь была игрой, или игра – ее жизнью? Кукла не видела разницы. Два дня назад она была маленькой глупышкой, не желающей засыпать, пока мама не покачает ее на руках. Вчера доросла до лучшей подруги, с молчаливой улыбкой выслушивала секреты, делилась тайнами и танцевала до упаду. А сегодня сама стала мамой для грубо вырезанной лошади и птички-свистульки. В лошади и свистульке не горела искра, но кукла, ведомая Создательницей, все равно возилась с ними, кормила из пустой миски, укладывала спать в колючий шерстяной платок.
Назавтра колесо ее жизни совершало оборот, и все повторялось. Она вновь становилась малышкой, гулила, капризничала, просилась на ручки. И ела из пустой миски, и говорила «ма-ма», хотя не имела собственного голоса. Зато голос Создательницы накатывал с тихим плеском подобно волнам огромного озера, куда они ходили полоскать белье. Шелестел ветром в бесконечно высоких соснах, под которыми они собирали ягоды и грибы. В нем соединялось начало всего сущего и его конец, потому что без этого голоса кукла не видела жизни.
А жизнь текла, вращая лопасти водяной мельницы, имя которой – Время. Размеренная, тихая, состоящая из игр, наполненная беззаветной любовью. Не ведая Времени, кукла готова была жить так век за веком. Не ведая Смерти, она не знала, что когда-нибудь тихое счастье может закончиться.
Но Смерть уже стояла на пороге. Пока еще не решаясь войти. Сгибаясь у низкой притолоки, поглядывала в избу. И Времени оставалось все меньше и меньше.
Лена
Лена никак не могла определиться, нравится ей школа или нет. С одной стороны, ее страшно бесили одноклассники, не способные по достоинству оценить всю прелесть гот-культуры. С другой – ей импонировала слава мрачной одиночки, репутация девушки-загадки. Лена отдавала себе отчет – ни о какой уникальности речи бы уже не шло. С одной стороны, она терпеть не могла физкультуру и точные науки. С другой – жадно схватывала новые знания по истории, английскому и финскому. Гуманитарные дисциплины давались ей лучше всего. С одной стороны, Лена ненавидела прохлорированное амбре школьных сортиров. С другой – обожала ароматы школьной столовой, всех этих простеньких тефтелек, компотов и сдобы. В полуподвальчике школьной столовой с ватрушкой в руке ее и поймал Жан.
Почти таким он Лене и запомнился: высокий, подтянутый и неуловимо располагающий к себе. То ли в уверенной манере подавать себя, то ли в естественном поведении, то ли еще в чем-то скрывалась притягательная внутренняя сила, от которой Лена чувствовала себя странно. Ничего неприятного, напротив – с Жаном хотелось общаться, смеяться, делиться музыкой… И от этого Лена ощущала себя не в своей тарелке.
– Привет. А я тебя возле класса ждал.
– Привет, – неловко пряча надкусанную ватрушку в рюкзак, буркнула Лена. – У классухи дела какие-то, она нас пораньше отпустила.
Останавливаться она и не думала, поэтому Жан пристроился слева. Сразу же поймал темп: взбегая по лестнице, не отстал ни на сантиметр. Даже папа, который ходил ну очень быстро, частенько просил Лену «придержать коней». Украдкой наблюдая за Жаном, легкими прыжками преодолевающим ступеньки, Лена подумала, как было бы клево прогуляться вдвоем по ее излюбленным маршрутам, и мысленно застонала. Да что ж за наказание такое?!
– Не сильно торопишься? Может, в «Беккере» присядем? А то тема такая, что на бегу не расскажешь…
– Вот это да! Истребитель Чудовищ приглашает Деву-в-беде на капучино с пончиком?
Лена совершенно не желала язвить. Больше всего на свете ей сейчас хотелось сидеть за уютной дощатой стойкой пекарни «Беккер», пропахшей ароматом кофе и умопомрачительно вкусной, лучшей в городе выпечки. Но стоило лишь представить, как она хихикает над шутками Жана, пожирает его глупыми коровьими глазами, как Лене начинало казаться, что ее волосы стремительно розовеют, приобретая мелодраматический оттенок. Язвительность стала для нее последним рубежом обороны.
– Узнала, значит… – Жан неопределенно хмыкнул, искоса взглянув на Лену.
– О, это было несложно! – Лена закатила глаза. – Рыцари с улицы Пушкина, чудовище убили, к Урганту на шоу ездили! Из каждого утюга… Что, фанатки закончились? Или захотелось кого-то необычного в коллекцию?
Жан встал как вкопанный. Они уже вышли на школьное крыльцо, и мимо тянулись вереницы малышей с рюкзаками, мучеников второй смены. Лена, по инерции шагнув еще пару раз, застыла на пару ступенек ниже.
– Яа-а-асно, – протянул Жан. – Ладно, извини. Зря я это затеял. – Казалось, он совсем не обиделся. Даже улыбнулся на прощание.
Прежде чем скрыться за школьными дверями, Жан придержал тяжелую створку, пропуская пяток сосредоточенных третьеклашек. Внутри себя Лена тихо схватилась за голову и вновь застонала – ну нельзя быть таким совершенным! Просто неприлично!
Несколько секунд она смотрела ему вслед, разрываясь между двумя внутренними голосами. Первый настойчиво советовал воткнуть в уши наушники-капельки и топать домой, чтобы страдать в одиночестве и сетовать на несовершенство мира. Второй, непривычный, новый, тихо укорял и взывал к совести. И странное дело: шепот второго звучал куда громче, чем пронзительный плач первого.
– Да бли-и-и-и-ин… – выдохнула Лена, и бросилась догонять Жана.
Далеко бежать не пришлось. Он стоял у гардероба, озадаченно поглядывая то направо, то налево. Ни дать ни взять – тот самый мем с Джоном Траволтой. Непрошеный смешок умер, не успев вырваться. Вот так, лицом к лицу, стало заметно, что Жан выше ее на добрые полголовы. Набрав полную грудь воздуха, Лена на время придушила порожденную фамилией гордость и выпалила:
– Окей, это было резко, признаю. Я была не права, перегнула. Как твои тупенькие подружки…
