– Ну, раз ты наконец сделала это, значит, с этим покончено? – осторожно предположил Дэвид.
– Вовсе нет. Мне понравилось, и я намерена пройти этот путь до конца.
– Нет. Тебе это не нужно.
– Нужно, и я намерена это сделать. Чтобы покончить с этим, я должна этим переболеть.
– Да? А кто сказал, что ты захочешь с этим покончить?
– Я сказала. Мне очень нужно это, Дэвид. Я никогда не думала раньше, что смогу стать такой.
Он промолчал.
– Я вернусь, – сказала она. – Я точно знаю, что у меня это пройдет. Пожалуйста, верь мне.
Дэвид молчал.
– Она ждет меня. Ты же слышал, как я ее спросила? Нельзя останавливаться на полпути.
– Я уезжаю в Париж, – объявил Дэвид. – Ты сможешь связаться со мной через банк.
– Нет. Нет. Ты должен помочь мне.
– Я не могу тебе помочь.
– Нет, можешь. И ты не можешь уехать. Я не вынесу этого. Я не хочу быть с ней всегда. Просто сейчас мне это необходимо. Ну как ты не понимаешь? Пойми меня, пожалуйста. Ведь ты всегда понимаешь меня.
– Этого я не способен понять.
– Пожалуйста, постарайся. Раньше ты всегда понимал меня. И ты сам это знаешь. Ты все понимал. Разве нет?
– Раньше – да.
– Мы всегда были только вдвоем, и мы будем вдвоем, когда у меня это пройдет. Я люблю только тебя.
– Не делай этого.
– Не могу. С тех пор как я пошла в школу, мне много раз представлялся шанс сделать это, и были люди, которые предлагали мне это, но я всегда отказывалась. А сейчас я должна это сделать.
Он промолчал.
– Пожалуйста, пойми, каково мне сейчас.
Он не произнес ни слова.
– Она влюблена в тебя, и ты, если хочешь, можешь воспользоваться этим и таким образом отплатить мне.
– Ты говоришь дикие вещи, чертенок.
– Знаю. Больше не буду.
– Поспи, – сказал он. – Ложись ближе ко мне. Мы полежим, помолчим и уснем.
– Я так люблю тебя. И я сказала ей, что, кроме тебя, у меня никого быть не может. Я много рассказывала ей о тебе, но заметь: кроме тебя, ее ничто не интересует. Все, я замолкаю и ухожу.
– Не делай этого. Нет.
– Да. Дождись меня. Я недолго.
Когда она вернулась, Дэвида в комнате не было. Она долго стояла, глядя на пустую кровать, потом подошла к двери ванной комнаты, открыла ее и уперлась взглядом в высокое зеркало, отразившее ее фигуру в полный рост. С застывшим лицом Кэтрин смотрела на свое отражение. На улице почти стемнело, когда она наконец вошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь.
Глава тринадцатая
Дэвид приехал из Канн в сумерках. Ветер стих. Дэвид оставил машину в обычном месте и пошел по дорожке к дому. Свет из окон слабо освещал внутренний дворик и прилегающую часть сада. Из дома навстречу ему вышла Марита.
– Кэтрин в ужасном состоянии, – сказала она. – Пожалуйста, будь с ней помягче.
– Идите вы обе к черту.
– Ну я-то ладно. Но не она. Так нельзя, Дэвид.
– Только не надо меня учить, что мне можно, а что нельзя.
– Разве ты не хочешь узнать, как она?
– Не особенно.
– Меня очень волнует ее состояние.
– Ну еще бы.
– Не будь идиотом. Ты умный человек. Говорю тебе: это серьезно.
– Где она?
– Там, ждет тебя.
Дэвид вошел в дом. Кэтрин сидела у пустой барной стойки.
– Привет, – сказала она. – Они так и не повесили зеркало.
– Привет, чертенок. Извини, я задержался.
Его поразили ее помертвевшее лицо и безжизненный голос.
– Я думала, ты уехал.
– Разве ты не заметила, что я ничего не взял?
– Я не смотрела. Ты мог уехать и без вещей.
– Нет. Я просто съездил в город.
– О-о, – сказала она и уставилась в стену.
– Ветер стих. Завтра будет хорошая погода.
– Мне все равно, что будет завтра.
– Тебе не все равно.
– Нет. Все равно. И ни о чем не спрашивай меня.
– Я не буду спрашивать, – сказал он. – Ты пила что-нибудь?
– Нет.
– Я налью тебе мартини.
– Алкоголь мне не поможет.
– Почему? Ведь мы все те же.
Он начал смешивать ей коктейль, и она машинально следила за ним.
– Брось мне оливку с чесноком, – попросила она. Он вручил ей бокал, налил себе и чокнулся с ней.
– За нас, – сказал он.
Она вылила свой бокал на барную стойку и смотрела, как лужица растекается по деревянной поверхности. Потом взяла оливку и положила ее в рот.
– Нас больше нет, – сказала она. – Нет.
Дэвид вытащил из кармана носовой платок, вытер лужу и налил Кэтрин новую порцию.
– Все – дерьмо, – сказала Кэтрин.
Дэвид дал ей в руки бокал, она посмотрела на него и снова выплеснула на барную стойку. Дэвид снова вытер стойку и отжал платок. Потом выпил свой мартини и налил еще себе и ей.
– Этот бокал ты уже выпьешь, – сказал он. – Просто выпей, и все.
– Просто выпей, – повторила она и подняла бокал: – За тебя и твой чертов платок.
Она выпила все одним махом и уставилась на свой бокал. Дэвид был уверен, что сейчас он полетит ему в лицо. Но она поставила его на стойку, выловила оливку, съела ее и отдала косточку Дэвиду.
– Полудрагоценный камень. Спрячь в карман. У меня тоже будет, если ты нальешь мне еще.
– Только пей не так быстро.
– О, я уже в полном порядке, – сказала Кэтрин. – Да ты, вероятно, и не заметишь никакой разницы. Должно быть, так бывает со всеми.
– Тебе лучше?
– Намного лучше, правда. Если человек что-то теряет, он чего-то лишается. Так? Мы можем потерять только то, что у нас есть. Но взамен мы получаем кое-что новое. Значит, нет проблем, верно?
– Хочешь есть?
– Нет. Но я уверена: все будет хорошо. Ты сам это сказал, разве нет?
– Конечно.
– Жаль, я не помню, что же мы потеряли. Но ведь это не важно? Ты сам так сказал.
– Да.
– Тогда давай веселиться. Ну потеряли и потеряли, что бы там ни было.
– Должно быть, мы просто забыли, что это было, – сказал он. – Но мы вспомним.
– Я знаю, что сделала что-то не так. Но теперь все прошло.
