Глава 11.2
***
Я натягиваю посильней козырек кепки. Утопаю в ней, только бы не быть замеченной. Меня лихорадит, каждую минуту то в холод, то в жар бросает. Кожа огнем горит в тех местах, где только что трогал этот ублюдок. Мерзкие касания, будто болезненные укусы насекомых. Зудело все, и единственное, чего мне сейчас хотелось – вымыться, а потом засыпать себя антибиотиком. Чтобы уничтожить даже малейшие воспоминания о тех выродках.
- Сюда иди, - подзывает к себе Шторм. Я жмусь к стене у его спины. Он выглядывает за угол. Мы практически добрались до КПП.
-Твою мать, - ругается сквозь зубы.
Я выглядываю из-за его спины и ужасаюсь. С нашей стороны весь холл заполнен зеками. Там просто не протолкнуться. Они все будто рыбы в банке. Кто-то дерется, кто-то забирается на решетку, отделяющую их от свободы и приехавшего ОМОНа. Бойцы уже забрались в здание. Они расставлены длинной линией вдоль кованой решетки. Дула автоматов наставлены на заключенных, и я понятия не имею, почему они все еще не начали стрелять.
Хватка Шторма на мне вдруг становится грубой. Когда я поднимаю на него взгляд, понимаю, что он на пределе. В нашу сторону со стороны пищевого блока несется толпа беглецов.
- Нам не уйти, - слетает с губ стон, а в венах кровь стынет от ужаса
Шторм опускает на меня глаза.
- Будешь моей заложницей... – он смотрит на меня сверху вниз.
– Снимай шмотки.
Мне страшно. Но я понимаю, что иначе ему не выбраться. По ту сторону полиция, и разговаривать с Русаковым никто не станет. Постреляют и дело с концом. Он спас меня. И я должна ответить ему тем же.
Сбрасываю с себя куртку и кепку. Моя блузка сейчас больше похожа на лохмотья, чем на одежду. Обнимаю себя, чтобы не светить наготой.
За спиной уже раздаются крики и улюлюканья. Но Шторм не дает мне обернуться. Он хватает меня за шею и, притянув к себе, начинает проталкиваться в самую гущу толпы.
Мне страшно. Так, что я даже дышать боюсь. Да что там дышать – я иду с зажмуренными глазами только бы не видеть снующих вокруг животных. Только бы не смотреть в дула автоматов, торчащих с той стороны решетки. Понимаю ведь, если начнется стрельба, никто не будет разбираться, есть ли тут заложники. Полиции нужно остановить бунт. А две случайнее смерти - сущая мелочь в катастрофе такого масштаба.
- Отойди к стене! – раздается крик со стороны решетки. Полицейский тычет в самого наглого заключенного, который только что бросился на железную ограду, будто обезьяна в зоопарке.
Шторм протаскивает меня ближе разделительное черте. Прижимается сам к стене и притягивает меня.
В нескольких метрах от нас один из заключенных. Он держит впереди себя высокого мужчину в форме. Лицо заложника в крови.
- Я вышибу ему мозги! - в руках заключенного пистолет, он приставил оружие к виску несчастного. По всей видимости, зек забрал оружие у конвоира. А когда заключенный поворачивается, утягивая за собой мужчину, я узнаю заложника. Это начальник тюрьмы, Горский.
- Твою мать, они взяли главного... – шепчу ошарашено. Вот почему спецназ еще не расстрелял тут всех.
Рука Шторма напрягается слишком сильно, начиная меня душить.
- Вот ты где, роднуля, - раздается грубый голос над головой, а затем чьи-то руки утягивают меня назад. Резко тянут, так, что спустя секунду я оказываюсь в ловушке того самого Лешего. А когда я поднимаю ошарашенный взгляд, вижу, что к горлу Шторма приставлено лезвие.
- Ублюдок, думал, сделал меня? – усмехается старик, грубо встряхнув меня.
- Эта сучка – мой билет на свободу. Я не собираюсь подыхать здесь под градом пуль.
Он толкает меня, протискивая в толпу ближе к решетке. Я слышу за спиной рев Шторма. Обернувшись, хочу посмотреть на него. В этот момент Костлявый делает резкий удар, и нож оказывается в плече Русакова. Шторм рычит, сгибаясь от боли. Я вижу, как по его руке стекает кровь.
- Пустите! Нас все равно убьют! Они не выпустят вас! – кричу, пытаясь привести в чувства этого чокнутого. Но он только сильней толкает меня на стоящих впереди зеков, пробивая мной дорогу к выходу.
- Им плевать на заложников! Разве вы не понимаете! – выдыхаю слезно, когда мужчина хватает меня за волосы, заставляя запрокинуть голову назад.
- Заткнись, сука! – рычит мне в лицо. – Заткнись и иди. Если и будут стрелять, ты сдохнешь первой. Поэтому, молись, тварь! – на его губах омерзительная улыбка. Уверенна, если выживу, она будет сниться мне в кошмарах.
Леший буквально врезает меня в решетку.
- У меня ваша сука ментовская! Если рыпнетесь, пустите ей мозги! – кричит спецназу.
Несколько дул автоматов направляются в мою сторону. Паника разливается по венам, наполняя свинцовой тяжестью каждый нерв. А в голове мысли такие ленивые, пустые. И почему говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами? Ничего я не видела, кроме холодных глаз в вырезе балаклавы.
- Выпусти ее, - раздается за спиной рычание. Пальцы Лешего вдруг прекращают давить на мою шею, а спустя мгновение и вовсе пропадает.
Я оборачиваюсь.
Шторм в двух шагах. Прижимает одной рукой кровоточащую рану, а второй сжимает заточку, которой его ударил Костлявый. Старик не успевает ответить. Шторм действует первым. Резкий выпад, его рука проходит поперек горла мужчины. Я вижу, как с его шеи стекает кровь и Леший оседает на пол, пытаясь закрыть рукой кровоточащую рану.
- И что? Пока начальник тюрьмы на мушке, х*й, кто поможет твоей с*ке, - хрипит старик, и улыбается через силу, демонстрируя окровавленные зубы. А спустя секунду он замолкает, превращаясь в обездвиженное, окровавленное мертвое тело.
Шторм протягивает руку и прижимает меня к себе. Он осматривает меня на предмет повреждений. Его взгляд бешеный, лицо перепачкано кровью, бледное. Русаков поворачивается чуть в сторону, смотрит на ОМОН, который уже готов зайти. В любую секунду, как только решится вопрос с Горским. По всей видимости, им поступила задача, во что бы то ни стало сохранить жизнь начальнику тюрьмы.
Шторм думает о том же, о чем и я. Он переводит взгляд на заключенного, все еще держащего в заложниках Горского. Лицо Русакова напряжено. Скулы заострились, взгляд цепкий, решительный. И я вдруг понимаю, что он собирается сделать. И мне не по себе.
- Не надо! Не делай этого! – в моих глазах слезы. Я прижимаюсь к нему изо всех сил в надежде, что это оградит Русакова от огромной ошибки.
Вокруг нас сущий ад. А я только на него смотрю, только он сейчас имеет значение. Его глаза грустные, уголок губ чуть вздернутый кверху. Понимаю, что принял решение. И не отступит ведь, как бы я не умоляла. Нет смысла просить.
- Пойдем со мной. Мы выберемся... мы спрячемся... – предпринимаю последние попытки, но он только смеется в ответ.
