Почему ничего не было сделано? Да потому что до Склифа ехать всего-ничего, три минуты с мигалкой! Какой смысл напрягаться? В Склифе все сделают…
Ну а в Склифе, как всегда, была запарка и длинная очередь в приемном отделении. Разумеется, во время ожидания помощь пострадавшим не оказали — сначала пусть врач осмотрит… Сегодня разговор пойдет о другом, поэтому я не буду подробно перечислять все мытарства людей, которым, по правилам, помощь должна была быть оказана незамедлительно и в полном объеме. Скажу только, что помощь начали оказывать спустя 2 часа 40 минут после обращения в приемное отделение 63-ей больницы. Что тут можно сказать? Я мог бы сказать, что я думаю об этом, но не стал, потому что корректор вычеркнул бы эту полностью нецензурную фразу.
К счастью, времена изменились и с медициной у нас стало получше, во всяком случае — в Москве. Я имел возможность убедиться в этом на собственном опыте, обратившись в приемное отделение 20-ой больницы с травмой голеностопного сустава (упал неподалеку с велосипеда). Мне тут же оказали необходимую помощь в полном объеме, вплоть до обезболивающего укола, и без каких-либо намеков на то, что нужно „отблагодарить“ или „простимулировать“. Впечатления остались самые наилучшие…
Преамбула получилась длинной, но что поделать? Мои постоянные читатели знают, что Жамараков не может писать без разгона, а когда разгонится, то не может остановиться, поэтому статьи у меня длинные, а гонорары высокие (это была шутка). Перехожу к тому, о чем, собственно, и собирался писать. \
В конце марта прошлого года в больнице имени Филомафитского, более известной как 108-ая скоропомощная больница, умер восемнадцатилетний Виталий Хоржик, единственный ребенок своих родителей, с разрешения которых я раскрываю диагноз их сына. Виталий страдал врожденным пороком аортального клапана. Порок был не сильно выраженным, но все же он ограничивал активность молодого человека, которому, по словам родителей, хотелось „жить на всю катушку“. В частности, Виталий бредил горами и мечтал о покорении Эльбруса. Для этого прежде всего нужно было заменить плохо работающий клапан искусственным, что и было сделано хирургической бригадой под руководством известного кардиохирурга профессора Геннадия Раевского.
Протезирование клапана — операция несложная, но на некоторое время, пока хирурги занимаются сердцем, пациент подключается к аппарату искусственного кровообращения, за работой которого следит анестезиолог.
После операции Виталий не пришел в сознание и не мог дышать самостоятельно, несмотря на все усилия врачей. Спустя несколько дней он скончался. На вскрытии было установлено, что причиной смерти стал воздух, закупоривший важные мозговые артерии. Закупорка привела к нарушению мозгового кровообращения. По сути дела, Виталий умер от инсульта.
В норме в наших кровеносных сосудах воздуха нет и быть не может. Вне всяких сомнений, воздух попал в сосуды Виталия по вине медиков. Но по чьей именно? Хирургов или анестезиолога?
По заявлению родителей Виталия было открыто уголовное дело. Следствие проводила следователь по особо важным делам отдела по расследованию ятрогенных преступлений Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации Анна Анатольевна Бибер, известная нашим постоянным читателям по делу гинеколога Звенигородской, о котором много писалось в январе прошлого года.
Следствие установило, что воздух попал в сосуды пациента по вине анестезиолога Юрия Сапрошина, использовавшего аппарат искусственного кровообращения с неисправным датчиком воздушных пузырьков, а также с дефектом трубки насоса, который качал кровь. Произошло фатальное стечение двух обстоятельств — через трещину в трубку засасывался воздух, а датчик, который должен был оповестить о его присутствие в крови, не работал!
Медсестра Ш., принимавшая участие в проведении операции, сообщила, будто слышала, как медсестра-анестезист Пружникова обратила внимание доктора Сапрошина на неисправность датчика, но услышала в ответ: „Обойдусь, не в первый раз…“. Ш. ничего не сказала хирургам, потому что не хотела портить отношения с Сапрошиным, которого она боялась. Надо сказать, что у Сапрошина и впрямь была репутация конфликтного человека. Но стоило ли бояться его настолько, чтобы рисковать жизнью пациента?
Медсестра Пружникова не могла подтвердить или опровергнуть слова медсестры Ш. Она умерла в апреле прошлого года от коронавирусной пневмонии, не успев дать показаний. Доктор Сапрошин категорически отрицал свою вину и утверждал, что аппарат был полностью исправным, а воздух в сосуды попал по вине хирургов. Такая вероятность реально существовала, потому что во время установки искусственного клапана сердечные камеры освобождаются от крови и наполняются воздухом. Однако, после того как клапан установлен, воздух из камер удаляется. А профессор Раевский разработал свою оригинальную методику предотвращения попадания воздуха в кровеносные сосуды. Во время работы хирургов непосредственно с сердцем в операционную рану постоянно подается углекислый газ, который тяжелее воздуха и потому вытесняет воздух из сердца. Углекислый газ не может закупоривать сосуды, потому что, в отличие от воздуха, он растворяется в крови.
Все трое хирургов — профессор Раевский, доцент Илья Синявин и врач Аркадий Шихранов — в один голос утверждали, что операция была сделана в полном соответствии с правилами. Проще говоря — никаких осложнений по вине хирургов возникнуть не могло.
Неисправность аппарата искусственного кровообращения и их устранение подтверждались актами, составленными в больнице имени Филомафитского и в ЗАО „Медтехносервис-привилеж“, выполнявшем ремонт аппарата. Согласно документам, была произведена замена роликового насоса и установлен новый воздушный датчик. Ремонт обошелся больнице в 1 457 380 рублей (запомните сумму, мы к ней еще вернемся).
Дело Сапрошина, обвиняемого по статье 293 УК РФ „Халатность“, рассматривалось судьей Тимирязевского районного суда Ларисой Подолячко. После того, как вина Сапрошина была подтверждена экспертами (экспертиз было две, причем вторая — комиссионная), он был приговорен к пяти годам лишения свободы. Приговор вынесли 8 сентября прошлого года, а между 2 и 4 часами ночи 9 сентября взятый под стражу Сапрошин, прежде находившийся под домашним арестом) повесился в камере следственного изолятора. Ни охрана, ни три сокамерника, не заметили, как он разорвал на узкие полоски свою рубашку, сплел из них веревку и повесился на оконной решетке… Удивительно? Очень! Но это совсем другая тема. \ \ \ \ \ \
Казалось бы, что смерть осужденного за халатность врача поставила точку в этом печальном деле. Самоубийство Сапрошина можно было толковать двояко — то ли чувство вины толкнуло его на этот роковой шаг, то ли отчаяние невиновно осужденного человека.
Подавляющее большинство тех, кто следил за развитием событий, было настроено против Сапрошина. Комментарии сторонних зрителей были пропитаны негодованием и многие из них считали пятилетний срок (максимальное наказание, предусмотренное статьей 293) недостаточным.
