Теперь, казалось, мечта о единственной истинно христианской державе скоро воплотится в жизнь. В Западной и Центральной Европе бурное XVI столетие шло под знаком Реформации, ответа, данного на нее папством, и войн между католиками и протестантами. В Московии самым важным вопросом было учреждение патриархии. Середина следующего, XVII века готовит тяжкие испытания отношениям светских и духовных властей, а также взгляду русских на самих себя и внешний мир.
Отношения между московской церковью и главами древних патриархий разладились в середине XV века, когда Исидор – грек, поставленный митрополитом всея Руси, – был брошен в темницу за намерение утвердить церковную унию с Римом.
Исидор прибыл в столицу Василия II Темного в 1437 году, но скоро уехал в Италию. На Ферраро-Флорентийском соборе он стал одним из рьяных приверженцев унии с католиками. Истоки раскола между православными и католиками коренились в XI веке, когда латинский Запад во главе с папой и греческий Восток, олицетворенный византийскими императорами и патриархами, прервали евхаристическое общение. Богословские различия двух ветвей христианства касались вопроса о Святом Духе: исходит ли тот лишь от Бога-Отца, как утверждают православные, или, согласно католическому догмату, также и от Сына? Этот и многие другие теологические споры усиливал вопрос о верховном авторитете в церкви – это должен быть римский папа или восточный патриарх. Культурные и политические различия также отдаляли две половины бывшей Римской империи. На Востоке церковь подчинялась императору, который обладал властью светской и духовной. На Западе папа был вынужден соперничать со светскими властителями: в таких условиях формировалась куда более плюралистичная политическая культура, чем на Востоке. С течением времени Запад оставит далеко позади своего восточного соперника.
Унию, подчинившую греческую церковь римскому папе, заключили в 1439 году на Флорентийском соборе. Те православные, которых позже назовут униатами, приняли католические догмы, сохранив при этом византийский обряд и право священников на брак. Предпоследний василевс, Иоанн VIII, принял унию двух ветвей христианства в тщетной надежде на помощь Рима в борьбе с турками
[5]. Исидор вернулся в Москву из Италии в 1441 году и оказался в заточении по приказу великого князя Василия Васильевича. Вскоре он бежал, его не преследовали. Останься он за решеткой, церковные законы могли заставить Василия либо сжечь отступника, либо похоронить заживо.
Почему Москва в 1441 году отвергла церковную унию? Объяснение находим в письмах Василия Темного в Константинополь – императору и патриарху, где он указывает на богословские расхождения восточной и западной церквей. Свои мотивы описывал именно великий князь, который и был главным действующим лицом с московской стороны, а отнюдь не церковные иерархи, что наводит на мысль, что значение имели его личные задачи и политические расчеты. Едва ли можно назвать совпадением становление великого княжества как независимой державы и одновременный выход московской митрополии из-под крыла Константинополя. Известно, что Василий хотел сам назначать митрополита всея Руси. Собственно, он и послал своего кандидата в Царь-град на утверждение, но последний был отвергнут – кафедру отдали Исидору. После низложения последнего великий князь вновь просил патриарха утвердить русского кандидата – и вновь получил отказ.
Флорентийская уния дала государю удачный предлог сбросить узы Константинополя и де-факто присвоить себе право возводить митрополита на столичную кафедру. В 1448 году собор русских епископов избрал предстоятелем Иону – московская церковь открыто разорвала связь с Константинополем. Еще до падения византийской столицы (в 1453 году) московская митрополия обрела автокефальность, или самоуправление. Последовала изоляция от остального православного мира, особенно бескомпромиссная до конца XV века. Это, однако, не мешало московским Рюриковичам притязать на наследование Византии – и даже извлекать выгоду из контактов с Римом, о чем свидетельствует брак Ивана III и Софьи.
1448 год, когда московская митрополия пошла наперекор вселенскому патриарху, и 1472 год, когда Иван венчался с племянницей последнего василевса, относятся к разным эпохам русской истории. В первом случае Великое княжество Московское еще терзала междоусобица, совпавшая с попытками обрести автономию от Золотой Орды. Во втором – де-факто независимость от ханов уже была получена и установлен контроль над владениями на Руси. Женитьба на Софье знаменовала невиданный ранее прорыв в западнохристианский мир за пределами Московии – ведь благословение ей дал не кто иной, как папа, а невеста была униаткой. Уточним, что Софья вернулась в православие, а Москва так никогда не признала унию. Тем не менее сама поддержка Рима, согласие на брак тогда еще униатки Софьи с московским государем говорили, что западный мир признает в Иване III суверенного монарха.
Уже в начале 1490-х годов русская церковная элита сформулировала несколько принципов: русские государи – наследники византийских императоров; Москва – второй Константинополь; Московское государство и Русь вообще – продолжение Византийской империи. Впервые эти идеи вслух высказал в 1492 году митрополит Зосима. В тот год Колумб открыл Новый Свет, а православный люд на Руси готовился к концу света. Согласно православному летоисчислению, которое велось от даты сотворения мира, 1492 год был 7000-м годом. В этом видели зловещий знак – наступает последний год перед концом света. Православные благодарили Бога, который спасет их души как истинно верующих.
К удивлению московского духовенства, конец света в 1492 году не наступил. Жизнь шла своим чередом, перед русской церковью встала проблема календаря – как вычислять переходящую дату Пасхи после несостоявшегося конца света? Митрополит Зосима взялся за дело и составил “Изложение пасхалий”. Для него, как и для многих других его земляков, новый календарь и новое православное тысячелетие начиналось с изменения в мировой иерархии. На ее вершине теперь была не Византийская империя, а Московское царство, место византийского императора отныне занял русский царь. Как писал Зосима, Бог прославил Ивана Васильевича, “нового царя Константина новому граду Константину – Москве, и всей русской земли и иным многим землям государя”1. Таким образом, Зосима представил Москву новым Константинополем, последний же назвал Новым Иерусалимом (в одном из позднейших списков – Новым Римом).
В течение XV и XVI веков Москву изображали и Новым Иерусалимом, и Новым Римом, но только сравнению с вечным городом было суждено привлечь внимание широкого круга историков. Третьим Римом Москву впервые прямо назвал в послании 20-х годов XVI века Филофей – монах одной из обителей на псковских землях, аннексированных в 1510 году Василием Ивановичем. Согласно Филофею, римская церковь погибла из-за ереси, церковь Константинополя – второго Рима, к которому перешла духовная и имперская власть после краха первого Рима, – пала под натиском мусульман. Москва – третий Рим, которому предстояло сохранить истинную веру. Эту идею, сформулированную в начале послания, автор повторил и в конце: “Все христианские царства сошлись в одно твое… два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать. И твое христианское царство другим не сменится… ”2
