Ральф бросил на Китти виноватый взгляд, но та лишь с мрачным видом кивнула головой.
– Когда мне исполнилось тринадцать лет, – продолжил Ральф, – я получил стипендию для учебы в Феттес-Колледж. Это, конечно, была для меня счастливая возможность, шанс обустроить свое будущее. Я не знал, узнал только много позже, что это место выхлопотал для меня отец. Словом, как бы то ни было, но я благодарен ему за это.
К концу вечера Китти предложила Ральфу место бухгалтера в одной из компаний империи Мерсер. А шесть месяцев спустя в Австралию приехала его жена Рут.
Китти отошла от иллюминатора, за которым свинцовые волны бились о корпус парохода, поднимаясь выше борта и заливая палубную площадку для прогулок. Мысли продолжали крутиться вокруг Ральфа. Несомненно, его приезд в Аделаиду спас тогда Китти. После гибели Чарли у нее вдруг снова появился объект, на который она могла направить остатки своей энергии. Ведь молодой человек, так неожиданно возникший в ее жизни, приходился ей сводным братом. К тому же он был младше нее на восемнадцать лет.
В последующие несколько лет Ральф проявил себя с самой лучшей стороны: инициативный, готовый учиться всему новому. Словом, очень скоро он стал правой рукой Китти. Хотя после войны их жемчужный бизнес в Бруме так и не оправился, как это в свое время и предвидел Чарли, но прибыль от опаловых рудников и виноградников день ото дня демонстрировала устойчивый рост. Вот так на пару брат и сестра снова сумели медленно, постепенно восстановить устойчивое финансовое положение империи Мерсер. Единственное, что омрачало их жизнь, так это то, что Рут, несмотря на все свои попытки забеременеть, так и не смогла стать матерью. А недавно врачи огласили окончательный вердикт: детей у нее не будет никогда. В одном из недавних писем, которое Ральф отправил Китти в Шотландию, он сообщил, что недавно они с женой купили щенка, который сможет хоть как-то компенсировать потребность Рут в материнских заботах и ласках.
Блестящие способности сводного брата подвигли Китти принять важное, можно сказать, судьбоносное для нее решение. Сейчас она плыла в Австралию в последний раз. Пока Ральф еще не догадывался о том, что по возвращении в Аделаиду она намеревается передать весь семейный бизнес в его руки, ибо ни минуты не сомневается в том, что он сумеет достойным образом обеспечить будущее их компании.
Китти приехала в Лейт шесть месяцев тому назад, чтобы принять участие в поминальной службе по ее усопшему отцу. Глубокий старик, он умер именно от старости и ни от чего более. Они с Ральфом встретили известие о смерти отца со смешанным чувством печали и некоторого облегчения, пусть и не вполне уместного в подобной ситуации. Все то время, что Китти провела рядом с матерью, она ни словом ни ей, ни другим членам своей семьи не обмолвилась о существовании Ральфа Маккензи-младшего. Вместе с сестрой Мириам Китти совершила непродолжительную поездку в Италию, своеобразный культурно-просветительский тур по старинным городам, и, конечно же, мгновенно влюбилась во Флоренцию. Китти тут же купила там небольшую, но очень элегантную квартирку с чудесным видом на купол главного кафедрального собора Флоренции. Китти решила, что впредь зимы она будет проводить во Флоренции, а на лето перебираться к своим родственникам в Шотландию.
Года торопили жить. Ведь как-никак, а ей уже исполнилось шестьдесят. А что ее держит в Австралии? Что ее сегодня связывает с этой страной, кроме печальных воспоминаний? Сколько лет Китти тщетно пыталась дистанцироваться от семейства Мерсер, которое словно опутало ее прочными шелковыми нитями и держало в своем плену всю ее взрослую, самостоятельную жизнь. Но все, хватит! Пора наконец разорвать эти нити и вырваться на свободу.
Китти подошла к гардеробу, чтобы выбрать вечернее платье для ужина в каюте капитана. Сразу же по приезде в Аделаиду она займется приведением в порядок всех своих дел. На это, пожалуй, уйдет несколько недель. Надо будет встретиться с нотариусом, чтобы уже формально зарегистрировать своего «мужа» как усопшего. Сама мысль о том, что ей снова придется извлечь из небытия тот чудовищный обман, который придумал когда-то Драммонд, была настолько неприятна, что Китти невольно почувствовала, как пробежал холодок по ее спине. Но ничего не поделаешь. Придется сделать над собой это последнее усилие, чтобы обрести наконец вожделенную свободу и начать все сначала.
Облачаясь в вечерний туалет, который превосходно смотрелся на ее по-прежнему стройной фигуре, Китти невольно задалась вопросом: неужели Драммонд уже умер? О, как же часто длинными одинокими ночами она жаждала его ласк. Каждый шорох, случайный скрип двери, шум животных, копошащихся в густой зелени ночного сада, все казалось ей его шагами. Ее Драммонд возвращается к ней. Но разве такое могло быть? И как можно было надеяться на возвращение человека, которого она сама, по собственной воле, прогнала прочь?
Быть может, думала Китти, разглядывая себя в зеркале, возвращение на родину разорвет этот замкнутый круг. А ее сердце, которое она много лет тому назад наглухо закрыла в железном ящике, похожем на сейф, снова оживет, когда она наконец распахнет эту стальную дверцу.
Плавание шло своим чередом, и Китти постепенно вернулась к своему обычному распорядку дня, которого она придерживалась во время таких длительных морских переходов. Ее абсолютно не интересовала светская жизнь или общение со своими спутниками, пассажирами первого класса. Разговорам она предпочитала бодрящие прогулки на верхней палубе. А по мере того как они плыли все дальше и дальше на юг, она с удовольствием наслаждалась теплом и солнцем, ласкающим ее кожу. Иногда по ночам она слышала звуки музыки и смех, доносившиеся снизу, оттуда, где располагались каюты третьего класса. Порой это было пение под свистульку или аккордеон. Китти невольно вспоминала, как и сама когда-то отплясывала джигу на нижней палубе, в толчее, в духоте, среди клубов табачного дыма. Однако там витал дух товарищества. Да, у ее тогдашних друзей-приятелей не было денег, они были бедны, но все они жили будущим и надеждами на то, что их мечты сбудутся.
Китти уже давно осознала на собственном опыте, что статус привилегированной особы изолировал ее от остальных людей. Вот и сейчас ей хотелось подняться с постели и побежать вниз, присоединиться к этим танцующим и веселящимся людям, но она понимала, что они никогда не примут ее в свой круг. Она для них – чужая.
– И все они мечтают об одном. Что в один прекрасный день они окажутся на моем месте, – вздохнула она. В каюте появился Джеймс для того, чтобы наполнить ей ванну.
– Вы намереваетесь сойти на берег, когда мы прибудем в Порт-Саид? – поинтересовался у нее Джеймс, протягивая чашку с утренним английским чаем.
