Перевернувшись на спину, Ульдиссиан поднял взгляд. Сверху таращились на него темные ямы – темные ямы глаз морлу.
Ульдиссиан вскинул руку, указывая на чудовище. Морлу, взревев, отлетел назад, с грохотом врезался в неровную стену вдали и рухнул вниз с высоты нескольких дюжин ярдов.
Разделавшись с врагом, Ульдиссиан поднялся и обнаружил, что, говоря «они», дух Малика в выражениях ничуть не ошибся.
Вокруг простиралось огромное подземелье, битком набитое морлу.
Ульдиссиан полагал, что Лилит отправила в бой с эдиремами все силы, имевшиеся под рукой, без остатка, и в жизни бы не поверил, что демонесса оставила в запасе такое множество чудовищных тварей на случай, если он ускользнет из ее ловушки. Впрочем, с нее вполне сталось бы приберечь их ради каких-либо иных затей – к примеру, для схватки с Инарием, столь очевидно державшимся в стороне от их противоборства.
Каковы бы ни были резоны Лилит, при виде Ульдиссиана морлу разразились воем и бросились на него. Подобно муравьям, они устремились к незваному гостю разом со всех сторон – одни размахивали оружием, другие же явно стремились попросту разорвать его голыми руками.
Сунув обломок кости за пазуху, Ульдиссиан развернулся к первому из нападавших. Ухватив морлу понадежнее, он развернул его кругом, и как раз вовремя: топор второго воина глубоко вонзился в грудь первого, несмотря на броню.
Отшвырнув тело прочь, Ульдиссиан пустил во второго противника огненный шар. Возможно, благодаря особой природе нежити, пламя вмиг охватило морлу целиком. Ударом ноги отправив его навстречу еще одному, Ульдиссиан развернулся влево, к ближайшему из врагов.
С этим морлу он поступил так же, как и с самым первым. Угодив под удар человека, закованная в латы тварь взвилась вверх, рухнула прямо в примеченный Ульдиссианом поток лавы и камнем ушла на дно. Лава откликнулась громким шипением.
Но, несмотря на все эти победы, натиск орды врагов лишь усилился. С вызывающим воплем Ульдиссиан взмахнул рукой, словно бы рассекая строй нападавших ребром ладони. Земля вокруг вспучилась, взорвалась, разорвав на куски, расшвыряв далеко в стороны многие дюжины морлу. Взмах другой руки завершился не менее впечатляющими результатами. Еще пара взмахов – и посреди поля боя образовался очищенный от врагов круг изрядной величины.
Тела и части тел морлу устилали пол подземелья ковром. Подхлестываемый досадой и яростью, не опасаясь зацепить кого-нибудь из друзей, Ульдиссиан сумел уложить почти столько же неупокоенных, сколько их шло в атаку на эдиремов. Уцелевших он не боялся: ему бы только самую малость перевести дух, а уж там он уничтожит всю эту нечисть без остатка.
Но тут на его глазах оторванная рука, упавшая поперек мертвого тела, соскользнув на пол, покатилась к бывшему хозяину, а едва оказавшись на месте, вновь приросла к плечу. Взглянув в другую сторону, Ульдиссиан увидел, как затянулась страшная рана на горле еще одного.
Тем временем из глубин лавы поднялся тот морлу, которого он зашвырнул в поток. Сверкая докрасна раскаленной броней, дымясь и пылая, неупокоенный снова заковылял к нему.
Демонические воины исцелялись и поднимались повсюду. Зрелище это казалось еще ужаснее, чем воскресение мертвых во время боя, однако Ульдиссиан понимал: на деле одно другому сродни.
– Их поднимает на ноги Поцелуй Мефисто: демонесса увеличила его силы, – зазвучал в голове голос Малика. – Ищи черный самоцвет посреди подземелья! Ищи!
Середину подземелья целиком заслоняли морлу. Набрав в грудь побольше воздуха, Ульдиссиан хлопнул в ладоши. Оглушительный грохот поверг врагов наземь…
И тут сын Диомеда, наконец-то, увидел тот «самоцвет», что, по словам Малика, даровал врагам исцеление – сверкающий черный камень почти в его рост высотой, венчающий треугольную колонну из мрамора в кроваво-красных прожилках.
– Вот он! Его нужно уничтожить! Скорей!
Однако морлу словно поняли, что у него на уме. В бешенстве завопив, заскакав, размахивая всевозможным оружием, враги вновь устремились к Ульдиссиану со всех сторон.
Несмотря на это, он целиком сосредоточился на громадном самоцвете. По сравнению с Камнем Мироздания, дело оказалось нетрудным. Нащупав изъян в его глубине, Ульдиссиан направил туда всю свою волю, и…
Со звоном, ничем не уступавшим звону, сопровождавшему столкновение осколков Камня Мироздания, Поцелуй Мефисто разлетелся на части.
Вот только морлу не остановило и это. Их ненависть к врагу не знала преград. У многих на губах выступила пена, их вопли могли вселить страх даже в мертвых. Морлу жили одним желанием – желанием стереть его с лица земли.
Мрачно нахмурив брови, Ульдиссиан, в точности как и прежде, взмахнул перед собою рукой, принялся раскидывать морлу направо и налево, швырять их о стены и в потоки лавы. Тех, кому удавалось приблизиться, он жег огнем либо пронзал лучами затвердевшего света. Но натиск не ослабевал, и тогда сын Диомеда начал хватать морлу одного за другим, вырывать им горло, ломать хребты и шеи. Раны, оставленные на теле клинками, он заставлял исцелиться. Латные рукавицы, сжимавшиеся на плечах либо шее, соскальзывали, как если бы все его тело было обильно смазано маслом.
Истребляя орды морлу, Ульдиссиан видел перед собою, в каждом поверженном, только Лилит. Снова и снова расправлялся он с нею, и вот, наконец…
И вот, наконец, морлу вокруг не осталось ни одного. Чтоб осознать сей поразительный факт, Диомедову сыну потребовалась едва ли не целая минута. Повсюду вокруг лежали тела. Казалось, пол подземелья сплошь, до последнего дюйма, устлан трупами либо залит кровью. Однако цепные псы Церкви больше не поднимались, не рвались в схватку. Морлу были мертвы, и на сей раз – бесповоротно.
– Славно разыграно… Ульдиссиан уль-Диомед.
Впервые почувствовав в голосе Малика нотки почтения, Ульдиссиан только крякнул. Принимать поздравления было не время. Всеми его помыслами владела только погоня за Лилит.
– Ищи наверху, по правую руку… там путь и найдешь…
Указания Малика привели Ульдиссиана к двери. Более не заботясь о скрытности, сын Диомеда попросту вышиб ее и вошел внутрь.
За порогом обнаружилась еще пара морлу, убитых ударом двери. Чувствуя близость Лилит, Ульдиссиан переступил через их тела и двинулся дальше.
С помощью духа Малика сын Диомеда достиг комнат, названных призраком покоями Примаса. Смотреть в них оказалось особенно не на что, кроме изящной работы трона в первом, самом заветном из залов. В конце концов, Примас служил лишь маской, фасадом для Люциона с сестрицей.
Едва Ульдиссиан достиг дверей, ведущих дальше, Малик вдруг вновь подал голос.
– Подними кость повыше! – потребовал дух. – Подними повыше и приготовь к броску!
Ульдиссиан насторожился. Столь разительное отличие от прежних указаний подсказывало: Малик знает о некоей нешуточной опасности, поджидающей впереди, тогда как даже сам сын Диомеда не в силах ее почуять.
