Внезапно окно первого этажа с треском распахнулось, и показалась старушка в теплом вязаном берете.
– А я все видела! Антоша, здравствуй.
– Здравствуйте, Алевтина Степановна, – откликнулся Антон Владимирович.
– Вот эти трое голубчиков погнались за девочкой. Если бы не Юра с третьего этажа со своей Бусей, не знаю, чем бы все закончилось. Я все видела! Надо будет – в милиции расскажу!
– В полиции, – зачем-то машинально поправил старушку Антон Владимирович. А потом как-то странно улыбнулся, будто ему только-только пришла в голову светлая мысль. – Алевтина Степановна, понятой будете?
– Буду! – со всей серьезностью важно кивнула старушка. – Я уж думала, что зря в окне сутками торчу, так вот же – пригодилось.
– Какой еще понятой? – растерянно отозвался Стас. – Мы ж ничего не хотели ей сделать даже!
– А это еще надо доказать, – сказал Антон Владимирович.
– И доказывать это в суде будете, охламоны, – пригрозила Алевтина Степановна.
Стас совсем перепугался. Стоял белый как смерть. Дружки его принялись бормотать что-то в оправдание и сзади подталкивать Калистратова. Мол, ты во что нас втянул?
– Мы просто прикольнуться над телкой хотели, – сообщил один из них.
– Вот видишь, Стас, сколько свидетелей вашего бесчинства, – вздохнул Антон Владимирович.
– Еще про Юрика с дочкой не забывай, – снова подала голос Алевтина Степановна. Она так и не закрывала окно. При каждой ее фразе изо рта вырывалось облачко пара. Она недружелюбно косилась в сторону Стаса и его приятелей.
– Алевтина Степановна, что же вы, простудитесь, – словно опомнившись, быстро проговорил географ. – В случае чего привлечем вас в качестве свидетеля.
Старушка гордо кивнула и закрыла окно.
Конечно, никуда заявлять Антон Владимирович не собирался. Но Стас знатно струхнул:
– Антон Владимирович, честное слово, это шутка была! Согласен, неудачная. Больше не повторится. Не надо никакую полицию… Пожалуйста. Мы бы Зуеву и пальцем не тронули, клянусь! Наташа, ну хочешь, всем скажу, что я эти стихи из инета скачал? Что это глупая шутка.
– Со стихами сама разберусь, – глухо отозвалась я.
– Чтобы не видел тебя больше рядом с Наташей или моим братом, ты меня понял? – внезапно перейдя на «ты», обратился к Калистратову Антон Владимирович.
От его тона я даже слегла опешила и удивленно уставилась на географа. По выражению лица Антона Владимировича было ясно: он не шутит. И Стас тоже ему поверил. Затравленно закивал:
– Конечно, конечно! Только бабушке не говорите, что я сегодня здесь был. Что я над Наташей… Ну… Пошутить хотел! Бабушке волноваться нельзя, у нее сердце.
– Взялся бы ты за ум, Калистратов, и поберег свою бабушку, – сердито ответил Антон Владимирович. – А теперь проваливайте, пока полицию не вызвали.
Стаса и его приятелей уговаривать не пришлось. Они тут же сорвались с места и уже спустя несколько секунд скрылись в арке. Во дворе тихо падал снег. После теплого подъезда меня охватила дрожь.
– Наташа, вы мне оставьте свой номер телефона, – нарушив тишину, попросил Антон Владимирович.
Географ просит мой номер… Не об этом ли я мечтала, как только увидела его в нашем классе? Мечты имеют свойство сбываться тогда, когда нам это уже совсем не нужно.
– Зачем вам мой номер? – быстро спросила я. Получилось немного грубовато.
Антон Владимирович закашлялся. Несмотря на то что он был старше, смутить его было намного проще, чем младшего брата.
– Вы ничего такого не подумайте, – откашлявшись, начал он. – Я бы вам написал, когда Тимур домой вернется. Вижу, как вы волнуетесь.
Я тут же продиктовала свой номер. Антон Владимирович записал его, но смартфон не убирал. Озабоченно осмотрел двор и проговорил:
– Я бы вам все-таки вызвал такси. Мало ли…
– Ой, ну что вы, – запротестовала я. В то, что Стас может вернуться, мне не верилось. Он был здорово напуган после разговора о свидетелях и «понятых».
И все-таки Антон Владимирович вызвал такси. Пока мы ждали машину под светом фонаря, между нами произошел еще один странный и короткий разговор.
– Если бы мне в семнадцать лет кто-нибудь посвятил такие стихи, я бы от счастья с ума сошел, – вдруг сказал Антон Владимирович. Я удивленно подняла на него глаза. – Вы очень хорошая, Наташа. Талантливая, умная и справедливая. И я рад, что у моего брата такая девушка.
– Где же он? – растерянно спросила я. На улице давным-давно стемнело. Высоко над крышей ярко загорелась большая звезда. Где-то вдалеке прозвучала полицейская сирена. В памяти всплыл тот день, когда Алина, расставшись с Эдиком, долго-долго бродила по улицам и вернулась только ближе к ночи.
– Придет, куда он денется, – вздохнул Антон Владимирович. – Честно признаться, я даже не знаю, с кем он дружит. И кому можно позвонить в случае чего…
– Вы его любите? – все-таки прямо спросила я, перебив географа.
Теперь Антон Владимирович удивленно посмотрел на меня. А потом, как мне показалось, вполне искренне ответил:
– Конечно, люблю. Ведь он мой брат.
– А Тимур считает, что вы его ненавидите.
Антон Владимирович не успел мне ответить. В этот момент во двор въехал темный «Солярис» с эмблемой такси.
– Это за вами, Наташа, – сказал Антон Владимирович.
Я смущенно кивнула на прощание и направилась к машине. Выезжая со двора, смотрела в окно. Антон Владимирович не зашел в подъезд, пока машина не скрылась в арке.
В такси играли «Огоньки»
[2]. Старая песенка, от которой мне почему-то хотелось плакать. Вот тебе и взросление. Одни неприятности.
Город за окном машины плясал, крутился, мигал праздничными огнями. Из задумчивости меня вывел звонок Казанцевой. Подруга сообщила грустным голосом:
– Я дома.
– Дома? – обрадовалась я.
– Ага, – отозвалась Яна. – Мама плачет. Говорит, так переволновалась… Все больницы обзвонила и уже самое страшное себе представила. На ней лица нет. Плачет все время и обнимает меня.
– А отчим? – спросила я.
– Я его не прощу, – жестко сказала Яна. Но я знала, что подруга отходчивая и рано или поздно все равно поговорит с ним. – И с Димой встречаться не перестану. А будет запрещать – снова убегу.
Я ничего не ответила. Только вздохнула в трубку.
– А ты где? – почему-то насторожилась подруга. – И как вообще после сегодняшнего? С Макеевым поговорила?
Я вспомнила холодный взгляд, и сбитые костяшки Тимура, и разговор с Машей, и своих преследователей, и признание Антону Владимировичу… Внезапно почувствовала, что у меня совсем нет сил. Ни на что.
