— А ты не поняла? — усмехнулся Жюль. — Наша Клер объявила войну Рену Рейву.
— Не я ее начала, — парировала Клер.
— Заведомый проигрыш, — пробормотал Жюль.
— Это мы еще посмотрим, — сказала Клер.
[1] От французского слова «таинственный»
Рагу и справедливость
— Что это ты снова задумала, Клер? — простонал Жюль, когда на следующее утро Клер поставила на стол корзину, из которой торчали утиные лапки. — А апельсиновый конфитюр зачем?!
— Мы сделаем касуле с уткой, — Клер так и горела, и все вокруг словно воспламенялось от ее неуемной энергии. — Это будет обычное касуле — фасоль, морковь, пряности, свинина, но мы добавим туда еще и утку.
— Утку? Она все забьет своим запахом…
— Не забьет, — Клер достала тушку утки и поручила ее на куски. — Мы потушим ее с апельсиновым конфитюром, это придаст ей божественный аромат.
— С апельсином? Утка и апельсин?!
— А что ты так испугался? — Клер хихикнула. — Добавляем же мы лимон, а апельсин просто чуть более сладкий. К тому же, дедушка мне об этом рассказывал.
— Об утке с апельсинами?
— Да.
— Не знаю, что получится, — сказал Жюль с сомнением.
— А вот сейчас и проверим.
Утро бушон жил по устоявшимся правилам, а в обед, после закрытия, проверив, что двери заперты и окна занавешены, Клер приступила к священнодейству в окружении своих верных жрецов кулинарии — Жюля и Дельфины.
Утка была готова — тушеная в собственном жиру до золотистой корочки, она была мягка, нежна и насквозь пронизана терпкой свежестью апельсинов.
Добавив в керамический горшок мясо, фасоль, пряности и кусочки утки, Клер высыпала сверху несколько рубленых долек чеснока и горсть мелко порезанных свиных шкурок.
— А это зачем? — не утерпел Жюль.
— Это придаст рагу вязкости, — объяснила Клер. — Дедушка всегда бросал свиные шкурки, когда хотел загустить блюдо без добавления соуса.
Все это великолепие томилось три часа на медленном огне, а потом Клер и ее помощники сняли пробу.
— Невероятно! — Жюль попробовал и не смог остановиться. — Выше всех похвал! Сестренка, ты превзошла саму себя! Свиные шкурки и правда загустили рагу.
— И вкус апельсинов здесь к месту, — удивилась Дельфина, — кто бы мог подумать.
— С этим блюдом мы точно утрем нос Рену Рейву, — объявила Клер. — Завтра мы подадим касуле с уткой, и весь город повалит в наш бушон!
Утром касуле с уткой разошлось в считанные часы, и радостная Клер с гордостью поставила перед месье Праженом тарелку рагу, ожидая восторженной оценки.
— Вкусно, — признал месье Пражен, едва попробовав. — Но зачем шеф Жюль начал копировать блюда из «Пищи богов»? Ваш бушон всегда специализировался на традиционной кухне, а тут начались какие-то новаторства, в которых вы вовсе не сильны. Только вчера вечером я пробовал касуле с уткой у Рена Рейва. И его подача нравится мне куда больше — он подает не всю утку, а только ножки — это эстетично, аппетитно, не создает мешанину на тарелке. И чеснок… в «Пище богов» в этом блюде ощущается лишь дух чеснока, твой нос его обоняет, но язык не чувствует. Думаю, они натирают долькой стенки горшка перед тушением, а не бросают его кусками.
Это была настоящая пощечина.
Клер побледнела и замерла, комкая фартук.
После закрытия, Жюль и Дельфина бросились ее утешать, но она решительно их отстранила.
— Он опять украл мой рецепт, — ноздри ее воинственно раздувались, она сжимала кулаки, словно собиралась броситься в драку. — Ненавижу!
— Только не делай глупостей, — предостерег Жюль.
— Лучше бы вам успокоиться, мадемуазель, — посоветовала Дельфина. — Мы с месье Жюлем сами все приготовим к завтрашнему дню, вы только назовите блюда из меню…
— Наверное, тебе следует лечь в постель и отдохнуть, — поддакнул Жюль. — Ты совсем измучилась в последнее время. Ты очень бледная!
— Да, надо отдохнуть, — согласилась Клер с необыкновенным спокойствием. — Я так и сделаю.
Жюль с облегчением вздохнул, когда сестра вышла из бушона и направилась по направлению к дому.
— Бедная Клер, — посочувствовал Жюль, глядя в окно, — для нее все это так важно…
— Зато для вас, как я посмотрю, не очень, — осуждающе сказала Дельфина. — Займитесь столами, я замариную мясо.
— Займусь столами, — кивнул Жюль и вдруг подскочил. — Боже, Клер! Нет!..
Его сестра, не добравшись даже до крыльца, вдруг круто развернулась и помчалась со всех ног к ресторации «Пища богов». Жюль выбежал из бушона, намереваясь перехватить ее, чтобы не натворила бед, но не успел — Клер уже влетела в распахнутые двери, и тут же зазвенел ее обвиняющий голос.
Когда Жюль оказался в зале ресторана, там уже собралась целая толпа. Персонал, гости — все они смотрели на Клер, которую удерживали под локти двое поварят, а она пыталась вырваться:
— Пустите меня! Я покажу этому вору!
Главный повар «Пищи богов» — важный и степенный месье с черными завитыми усами — прикладывал к щеке белоснежный платочек.
— Она меня поцарапала, эта дикая кошка! — громко возмущался он. — Надо вызвать полицию!
— Не надо полиции! — Жюль подбежал к сестре. — Клерити, успокойся! Пойдем отсюда…
— Да, уведите эту бешеную отсюда, месье! — приказал главный повар. — Набросилась на меня ни за что! Горгона!
— Ты украл наш рецепт! — закричала Клер, делая новую попытку броситься на него.
— Это мой рецепт, — огрызнулся повар, утирая кровь со щеки. — Мы подали его первыми. Если в вашей забегаловке не умеют готовить — просто закройте свой тараканник, а не устраивайте скандалы.
— Тараканник?! — задохнулась Клер от негодования.
— Что здесь происходит? — холодный голос Рена Рейва заставил всех присмиреть.
Даже Клер угомонилась и отвернулась, с досадой закусывая губу.
Рен Рейв спустился по лестнице со второго этажа, а рядом плыла Агнес Форсетти. Ее милое личико выражало недовольство и даже злость, и она не преминула выплеснуть это недовольство на персонал ресторации:
— Что вы так расшумелись? — напустилась она на поваров и прислугу. — Вы пугаете гостей! Прошу прощения за причиненные неудобства, — тут же обратилась она к посетителям самым медоточивым голоском, — мы сейчас же устраним эту проблему, — и добавила, указав на дверь: — Все подите вон! Здесь — храм поварского искусства, а не базар!
— Давайте выйдем и поговорим, чтобы выяснить все недоразумения, — сказал Рен Рейв, обращаясь к Клер. — Ведь вы снова чем-то недовольны, мадемуазель Лефер?