— О чем вы? — я закрутила головой, пытаясь увидеть Рэндела, который шел где-то позади.
— Наш отец оставил документ о признании Рэндела законным сыном, — объяснил Чедфлер, шагая рядом со мной и поддерживая меня в седле. — Он хотел защитить старшего сына от Синезубой Невесты, но отец погиб, а моя мать скрыла это. Она хотела, чтобы королем стал я, в обход Рэндела.
— И ты им стал, глупый сын, — заявила Варла. — Документ уничтожен, никто не оспорит твоего права.
— Какая же ты подлая! — не удержалась я. — А ты что молчишь? — спросила я у Рэндела, который догнал нас и теперь шел с другой стороны от меня.
Он пожал плечами и усмехнулся.
— Никто не оспорит права моего сына на трон, — заявила Варла, забираясь на мула.
— Я уже отдал Рэнделу отцовское завещание, — сказал Чед. Варла чуть не свалилась с мула.
— Я не стал уничтожать свиток, — продолжал Чед. — Всё это время он был спрятан за моим портретом на верхнем этаже.
Варла подхлестнула мула так, что бедняга заревел в голос и припустил по тропинке.
— Не переживай, матушка! — крикнул сын ей вдогонку. — Мы прекрасно устроимся при дворе Альфреда! Вам ведь всегда нравилось жить в его городе!
Осталось рассказать совсем немного.
После приключений на болотах я пролежала в постели неделю. Рана на шее чудесным образом затянулась, а меня больше не мучили упыриная жажда и чувство холода. Рэндел не отходил от моей постели и в подробностях (и не один раз) пересказывал, как очнулся ото сна в обнимку с волком, который чуть не откусил ему нос, когда тоже пришел в себя, и как потом обнаружил в подвальной клетке брата — в здравом уме и при памяти, ругающегося, на чем свет стоит.
Когда я уже окрепла, Рэндел, немного смущенно сказал, что Эрик хочет поговорить со мной наедине.
— Признаться, я устала от проклятой семейки, — сказала я со вздохом, — но мы смешали кровь, и теперь я ему что- то вроде сестрички. Надо проявить вежливость.
— Я буду за дверью, — пообещал Рэндел.
— Не забудь прихватить осиновый кол, — съязвила я. — Мало ли что.
Но Эрик вел себя тихо и смирно, хотя больше и не краснел от каждого слова и взгляда. Я подумала, что он сильно переменился, и гадала — было ли все прежнее маской, или юноша и в самом деле стал мужчиной.
— Я ухожу, миледи, — сказал Эрик, когда Рэндел оставил нас.
— Видят небеса, это — лучшее решение, — сказала я сдержанно.
— Тогда и говорить больше ничего не надо, — он круто развернулся и пошел к выходу, но оглянулся, хотя я не окликнула его и не собиралась окликать.
Эрик окинул меня больным взглядом и сказал:
— Вы прекрасны. Вас нельзя не любить. И я люблю. Но почему-то еще и ненавижу.
— Люди — странные существа, — ответила я. — Вот мне надо было бы вас ненавидеть. Но вы мне совершенно безразличны.
Он побледнел и шагнул через порог. Больше я никогда не видела и ничего не слышала о сэре Годвинсоне.
Зато через день после его отъезда меня навестила куда более приятная гостья — в мою спальню вошла женщина в надвинутом на глаза капюшоне, и села на край постели, коснувшись моей руки обжигающе горячими пальцами.
— Ты ведь хотела меня видеть, — сказала Флёр-де-Фарин.
— Ты ведь говорила, что не можешь приходить в замок, — напомнила я.
— Но теперь в округе нет упырей, — засмеялась она. — Признаться, я не люблю летучих мышей. Они такие противные.
— Очень смешно, — не поддержала я шутки. — Мне не понятно…
— Что же?
— Как Чеду удалось сбросить чары?
— Неужели ты не догадалась? — Флйр-де-Фарин чуть подняла голову, и я увидела, что фея улыбается. — В наших душах всегда борются человек и зверь. Побеждает тот, кого мы лучше кормим. Так и лорд Сомарец потерял человеческий облик, поддавшись животной страсти к Маниле. А когда он испытал настоящие, глубокие, человеческие чувства, то колдовство рассеялось, и лорд обрел прежний вид.
— А какие чувства он испытал? — продолжала я допытываться. — Прости, но ты когда-нибудь прекратишь говорить загадками?!
Фея рассмеялась так звонко и по-детски беспечно, что я нахмурилась, усомнившись, что эта женщина намного старше меня. Приподняв капюшон, фея взглянула на меня лучистыми, как два солнца, глазами. Я невольно прикрыла лицо ладонью.
— Неужели ты и это не понимаешь? — Флёр-де-Фарин заставила меня опустить руку. — Он полюбил тебя. И любовь возвысила его и превратила в мужчину.
— Так значит, у меня нет никаких колдовских сил… — произнесла я немного разочаровано. — Правильно, я же сразу говорила, что я — не ведьма. А они не верили.
— Как это — нет? А твоя способность убеждения? А дар внушать мужчинам любовь? И разве это не волшебно, что среди зла, лжи и лицемерия ты осталась прежней Кирией? Верной, отважной, доброй…
— Слишком доброй, — проворчала я. — Предателя Эрика надо было посадить в ту клетку, где столько просидел Чедфлер, а Варлу и вовсе — утопить.
— Варла с сыном уехали, — заметила фея. — Чедфлер отрекся от престола в пользу брата.
— Вот это поворот! Рэндел — король! — произнесла я со смешком.
— И он даже женат на тебе, — подсказала фея. — И сейчас стоит под дверью. Извелся весь, ожидая, пока я уйду. Она поцеловала меня в лоб — легко, как будто огненная бабочка прикоснулась крылышками.
— А кровь дель Стрига никуда не делась, — сказала фея на прощанье. — Она в тебе. И если ты захочешь, то обязательно поймешь ее силу. Только нужно ли это?
— Еще вопрос! — воскликнула я торопливо, боясь, что сейчас фея исчезнет, и я никогда больше ее не увижу. — Зачем все эти загадки? Зачем трудности? Разве ты не могла просто расправиться с Манилой? Просто расколдовать Чеда?
Флёр-де-Фарин оглянулась через плечо и спросила с доброй усмешкой:
— Может, мне еще и вашу жизнь за вас прожить?
Она ушла, а я сидела, обложенная подушками, размышляя над ее словами. Появился Рэндел, держа мою меховую накидку, сапоги и дорожную сумку.
— Вы тоже куда-то собрались, ваше величество? — спросила я шутливо. — Все меня покинули, и вы хотите оставить тоже?
— Не шути так, — сказал он серьезно.
— Что же это? — я кивнула на сумку.
— Там простыни для купанья, — сказал он. — Лекарь сказал, тебе уже можно прокатиться верхом, вот я и подумал… А не прокатиться ли нам до ручья феи? Искупаемся в горячих источниках… Я ведь тебе когда-то это обещал.
— Так они и в самом деле существуют? — спросила я насмешливо.
— Клянусь!
— Надеюсь, ты сдержишь хоть одну клятву, благородный сэр.
— Эту — сдержу обязательно, — сказал он, наклоняясь и целуя меня.
