— Проклятый кол, — Манила засмеялась, и в груди у нее что-то забулькало. — Как я могла про него забыть…
— Никуда не уходите, — сказала я ей. — Я за ножом.
Наступив на ведьму, чтобы не сбежала в последний момент, я перегнулась через край гроба и достала кинжал.
— Голову тебе все-таки придется отрезать, — сказала я, приставляя лезвие к шее ведьмы.
Лицо Мелисенты уже исказила предсмертная судорога, если упырь может умереть, но губы кривились в улыбке.
— Думаете, мне страшно? — прохрипела ведьма. — Ничуть! Я счастлива! Мои мучения закончились. А вы… Теперь вы — Синезубая невеста! Мой привет Чеду и вашему разлюбезному Рэнделу! Загрызите их нежно!..
Глаза ее потускнели, но она до последнего вздоха смотрела на меня, а прежде, чем затихнуть окончательно, прошептала: «Blatanta brud, syster…».
Довольно долго я провозилась, отпиливая ей голову. Перерубить позвонки оказалось делом сложным, но я справилась. Держа голову Мелисенты за волосы на макушке, я встала на край гроба и выглянула из склепа.
Прямо у края могилы стояла Варла. Когда я показалась, она отшатнулась, глядя с опаской. Я помахала ей рукой, чтобы не волновалась.
— Что с колдуньей? — спросила свекровь, наблюдая, как я выбираюсь из могилы, но не делая ни шага, чтобы мне помочь.
— Все прекрасно, — заверила я. — Принесла тебе подарочек. Получи.
Я с такой силой метнула отрезанную голову Манилы в грудь Варле, что старуха не удержалась и села на землю, испуганно выронив страшный подарок. Правда, она тут же вскочила, отряхивая плащ, и достала припасенную кожаную сумку, чтобы спрятать туда отрезанную голову.
— Сама цела? — спросила она у меня без особого интереса.
— Ни царапины, — проворчала я.
Азарт и волнение, охватившие меня во время сражения с Мелисентой и горячившие кровь, схлынули, и мне снова стало холодно. Я плотнее запахнулась в меховой плащ и пошла к лошади, которую Варла привязала к чахлому деревцу на взгорке.
— Чед проспит, пока нас не будет, — говорила Варла, когда мы двинулись в обратный путь, — и это к лучшему. Знал бы, куда мы поехали — помчался бы следом. Он очень привязан к тебе, невестка.
«Только мне не нужна его привязанность», — подумала я, с ненавистью глядя на красную подушку на седле мула. Свекровь ехала впереди, указывая дорогу
Мы снова проезжали болото, и корочка льда на черной жиже время от времени трескалась, выпуская из трясины гнилую вонь.
Мул остановился, и Варла слезла, рассматривая что-то на упряжи.
— Почему остановилась? — спросила я. Мне становилось все хуже и хуже, страшно хотелось пить, а свет солнца даже через снежные тучи казался обжигающим. Я мечтала поскорее добраться до замка, чтобы укрыться под его темными сводами, а тут замешкалась свекровь.
— Подпруга порвалась, так некстати, — пожаловалась Варла. — Помоги, будь добра. Я слезла с лошади и подошла к свекрови.
— Подержи вот тут, — показала она на ремни под брюхом мула. — У меня есть запасная кожаная плетенка.
Я наклонилась и тут же почувствовала обжигающую и острую боль в шее справа. Отшатнувшись, я соступила с тропинки и сразу провалилась по колено в черную жижу.
Свекровь стояла на тропе, сжимая в руке окровавленный серебряный кинжал.
— Ты что наделала, мерзавка?! — крикнула я, проваливаясь уже по пояс и пытаясь зажать рану на шее.
— Моему сыну не нужна упыриха, — сказала свекровь, наблюдая, как я проваливаюсь в трясину все глубже. — С Синезубыми Невестами пора покончить раз и навсегда.
Глава 23.
Чары разрушены
Варла стояла и смотрела, как я тону, а меня затянуло по грудь, потом по плечи… Я пыталась схватиться за какие-то тощие корешки, торчавшие на кочке, но они были в грязи и выскальзывали из ладони, как живые. Трясина заглатывала меня, как чудовище, и пасть у него была холодная и смертоносная, как зубы Мелисенты. Только справиться с ведьмой оказалось куда проще.
Я забилась в последней попытке выжить, потому что кровь сочилась между пальцев, и рана горела, будто туда сунули горящую головню. Это было мучительно — медленно умирать на глазах у невозмутимой старухи, которая только и ждала, когда я сдамся. Рванувшись, я схватила за нитки корешков, но это усилие стоило мне лишних секунд на поверхности — пальцы опять соскользнули, и я провалилась по самую макушку.
Но кто-то схватил меня за запястье и потянул вверх. Я вынырнула, кашляя и отплевываясь. Глаза были залеплены грязью, и невозможно было разглядеть спасителя. Я цеплялась за его руку, но слабела, слабела… И как из-под земли услышала незнакомый голос — кто-то истошно орал:
— Рэндел! Ты идиот! Веревку! Быстро веревку!
Болото выпускало меня медленно, с причмокиванием, один мой сапог так и остался в жадном нутре трясины, но зато я оказалась сначала животом на кочке, а потом меня подхватили под руки и выволокли на твердую землю.
Кто-то щедро залепил мне в лицо снегом. Я вскрикнула, но это помогло промыть глаза. Проморгавшись, я увидела Рэндела. Он склонился надо мной и пытался укутать в свой плащ.
— Ты опять своевольничаешь, женщина! — напустился он на меня. — Пошла воевать с ведьмой? О чем ты думала?!
В его объятиях было так спокойно, что я примирилась и с болью раны, и с холодом. Уж лучше умирать так, чем в болоте.
— Думала о тебе, Эдейл, — сказала я, чувствуя себя почти счастливой. — Ты бы полез геройствовать, и я могла тебя потерять…
— Она ранена! — воскликнул незнакомый голос. — Да она вся в крови! У тебя кинжал?! Ты что натворила! Мать, ты что сделала?!
— Надо ее перевязать, — вмешался третий голос, и я узнала Эрика.
Я только хмыкнула. Собрался меня перевязывать? После удара в шею? Чудо, что я до сих пор жива.
Мужчины горланили над моей головой, перекрикивая друг друга. Кто-то предлагал сейчас же мчаться к фее Флёр-де-Фарин, кто-то требвал чистой воды и винной настойки, чтобы обработать рану, а я смтрела на Рэндела и мечтала, чтобы все они замолчали, и дали мне умереть без суеты и воплей. Наверное, мужчины поняли мою просьбу, потому что разом замолчали, и теперь раздавались только тихие всхлипы — плакала женщина. Я?! Нет, я не плакала, слез не было. Плакала Варла. Раскаялась или решила изобразить раскаяние? Лицемерка и гадина… Но думать о плохом перед смертью не хотелось, и я поудобнее устроилась в объятиях Рэндела, только он почему-то меня отпустил, уложив прямо на промерзлую землю. Это было совсем не хорошо, потому что холод тут же пробрал меня до самых костей.
Но в следующее мгновение стало тепло, и даже жарко, потому что моей щеки коснулась нежная женская рука — горячая, обжигающе горячая. Но сейчас я наслаждалась этим жаром.
— Я же обещала твоей матери, что буду тебя защищать.
