— Признаться, я тоже не подарочек, — смущенно засмеялся Эрик.
— Но в присутствии дамы вы ведете себя, как истинный рыцарь, а это самое важное, — продолжала я льстить. — Ловлю себя на мысли, что лишь с вами могу быть откровенной и чувствовать себя в безопасности.
Мы шли рядом, держа лошадей в поводу, а за нами уныло тащился сэр Йорген. Наверное, ему приказали не оставлять нас с юношей наедине, а мне ничего так не хотелось, как поговорить с ним без свидетелей, и я мысленно желала сэру Йоргену уснуть на месте или оглохнуть на пару часов. Разумеется, ни то, ни другое пожелание не исполнилось.
Я коснулась плеча Эрика, постаравшись сделать это незаметно для сэра Йоргена и для тех, кто расположился в лагере.
— Вы такой честный, открытый, приятный человек, — рассыпалась я соловьем, нахваливая юношу. — Могу ли я просить вас быть моим другом? Я совсем одна, и если бы могла рассчитывать на ваше доброе отношение, мне было бы не так грустно и страшно…
— Конечно, миледи, — прошептал он, останавливаясь, как вкопанный, и с преданностью глядя на меня. — Можете рассчитывать на меня во всем.
— Расскажите мне о ваших товарищах? — предложила я, тоже останавливаясь. — Про вашего отца я уже знаю, а что представляют из себя остальные? Вы немного рассказали мне о сэре Эдейле, но ни словом не упомянули о Летиции…
— Летиция Белолицая… — пробормотал Эрик. — Вот уж не думал, что эта история дошла до Санлиса. Король пытался всё скрыть, но, видно, всё не скроешь… Кто вам рассказал о ней, миледи?
Я пожала плечами и неопределенно повела рукой — понимай, как знаешь, но Эрику этого оказалось достаточно.
— Печальная история, на самом деле, — он покачал головой, изучая носки своих сапог, — хотя вам, наверное, преподнесли все совсем в ином свете. А я сразу заметил, что вы сторонитесь сэра Эдэйла. Не стоит, миледи, совсем не стоит. Он — хороший человек, и лучше бы забыть про Летицию. Ведь сэр Эдэйл заплатил сполна, что бы там ни говорили. Семь лет в монастыре, со строгим покаянием — это еще почище, чем тюрьма.
— Семь лет монастыря? — я невольно скользнула взглядом в сторону лагеря, где сэр Эдейл мрачно обходил караван, проверяя — всё ли в порядке. — Господи, за что же такое наказание? Как за убийство…
— Так за убийство, — растерянно сказал Эрик. — Он же убил Летицию Белолицую, дочь графа Кларенса.
— Убил?! — теперь я уставилась на Эрика, и он понял, что сболтнул лишнее.
— Вы не знали, миледи? — пробормотал он, и опять покраснел, как мак.
— Теперь знаю, — сказала я. — И надеюсь, вы расскажете мне всё в подробностях. Почему я должна была венчаться с человеком, осужденным за убийство?
— Вы венчались с ним по доверенности, — напомнил Эрик.
— Это совершенно не важно, — я уже пришла в себя от изумления. — Рассказывайте. И почему за убийство дочери графа сэр Эдейл отделался так легко? Убить благородную девицу — это не виллана повесить.
— Король учел прежние заслуги сэра Эдейла, — объяснил Эрик, — и королева просила за него…
— Королева?
— Я говорю о короле Альфреде, миледи. Именно он выступал судьей, потому что милорд Чедфлер отказался вершить суд. Из дружеских чувств к сэру Эдэйлу.
— То есть, если бы не король, убийце все сошло бы с рук? За что он ее убил? Чем она ему не угодила? — я поглядывала на сэра Эдейла, а он, как будто заподозрив что-то, повернулся в нашу сторону, заложив большие пальцы рук за поясной ремень и перекатываясь с пятки на носок.
— Они были помолвлены, но она ему изменила, — Эрик понизил голос, чтобы даже сэр Йорген не услышал.
— Убил за измену? Невесту? Но он ей даже не муж!
— Рэндел всегда держит слово, — сказал Эрик почти торжественно, — поэтому не любит клятвопреступников. Она обещалась ему… и обманула.
— Какой правильный, — процедила я сквозь зубы, отвернулась и зло пнула еловую шишку, валявшуюся на берегу. — К себе он так же строг?
— К себе — в первую очередь, — подтвердил юноша.
— Годвинсон! — заорал сэр Эдейл, и Эрик встрепенулся.
— Нам лучше вернуться, — сказал он, поворачивая своего коня. — Поторопимся, миледи.
К вечеру мы пересекли границу Баллиштейна, и священник, ехавший в телеге, груженой провиантом, воскурил ладан и прочитал благодарственную молитву, что путешествие благополучно окончено.
Окончено! Благополучно!..
Завтра нам предстояло проехать еще полный световой день, а потом…
Потом меня ждала встреча с мужем, который даже не озаботился выехать навстречу жене.
Я нервничала, хотя и пыталась это скрыть, и испытывала раздражение по любой мелочи. Моя нервозность передалась и служанкам, и когда Хайди оказалась недостаточно ловкой, закрывая жаровню, и горячие еще угли просыпались на ковер, Эдит схватила кувшин для умывания, выплеснула воду на затлевшую ткань, и разразилась такой бранью — хоть уши затыкай.
— Криворукая! — отчитывала она разревевшуюся служанку. — Ты пожар решила устроить?! Вот я тебя прутом! Чтобы поворачивалась живее! Отправляйся вон, и чтобы я тебя до самого замка не видела!
— Простите, — Хайди молитвенно сложила ладонями мощные руки, и было странно видеть, как такая громила пускает покаянную слезу. — Просто неловко взялась, а жаровня горячая…
— Чтобы за тебя Синезубая Невеста взялась! — взорвалась Эдит. — Вон!..
Хайди мигом перестала плакать, икнула и стрелой вылетела из шатра. Вторая служанка забилась в уголок, стараясь не попасться Эдит под руку. Я сидела на постели, поджав ноги, и наблюдала, как Эдит сметает мокрые угли и сетует, что ковер испорчен. Вопли служанок вызвали у меня головную боль, и сейчас я раздумывала — не отправить ли следом за Хайди и Эдит с Бет.
Моя камеристка вдруг выпрямилась, не выпуская из рук веник из еловых лап, и сказала с раскаянием:
— Простите, миледи. Не надо было мне так ругаться. Но очень уж она меня разозлила, эта растяпа!
— Угу, — я посмотрела на нее еще задумчивее. Может и правда лучше отправить их куда-нибудь ночевать? В другой шатер. И провести эту последнюю ночь одной. Одной.
Но Эдит поняла мой взгляд по-своему.
— Вот совсем не хотела про покойников к ночи, — она прижала веник к груди. — Хотите, позову отца Стефана, чтобы прочел молитву против злых духов?
— Нет, не хочу, — сказала я, повернувшись к ней спиной.
Мне и в самом деле не хотелось видеть еще и священника, чтобы он воскурил здесь тяжелые благовония — мне и так было тяжело дышать.
— Хорошо, тогда отдыхайте, — произнесла с облегчением Эдит.
В эту ночь мне спалось очень неспокойно, и к утру я с отчаяния подумала испробовать травяное снадобье, что подарил мне Донован. Мне снилось одно и то же — я лежу в широкой постели, наряженная в белоснежную кружевную рубашку, жду мужа, который вот-вот появится, чтобы окончательно закрепить наш брачный союз. Полог приподнимается, но я никого не вижу — комната, освещенная свечами, пуста. Но свечи гаснут, и в неровном свете луны я вижу, как по шелковым простыням ко мне тянется волосатая когтистая лапа.
