— Что? — Стелла с изумлением оглянулась на меня. Как же я тебе ее подарю? Папе это не понравится.
— Хочу, чтобы ты подарила мне шпильку, — повторила я. — Отдай мне ее.
Несколько секунд сестра смотрела на меня, хлопая ресницами, а потом фыркнула и обижено отвернулась.
— Ту меня пугаешь своими глупыми шутками! — сказала она. — Ничего я тебе не подарю. Это папин подарок. Как я могу подарить тебе подарок?
Я почувствовала себя невероятно глупо.
С чего вдруг я решила, что это ожерелье способно каким-то колдовским способом влиять на волю того, кто его носит?
«Вообразила себя ведьмой? — подумала я насмешливо, потешаясь над собой. — Вообрази лучше, что ты до такой степени одурела от свалившегося на тебя счастья, что немного потеряла здравость мысли, как и твоя старшая сестрица. Ты — от злорадства, она — от ненависти. Хороши принцессы, ничего не скажешь».
В комнату вошла Эдит, а за ней — служанка, державшая поднос со свежими булочками, кувшином молока и земляничным вареньем.
— Я принесла вам завтрак, миледи, — объявила Эдит и недовольно покосилась на Стеллу, которая испуганно прикрыла ожерелье ладонями, как будто его можно было спрятать. — Конечно, вы вольны распоряжаться подарками, — заметила моя камеристка, расставляя на столе чашки, кружки и тарелки с едой, — но все-таки это — венчальный подарок от вашего мужа. Можно было отнестись к нему поуважительнее.
— К мужу или к подарку? — уточнила я. — Мне кажется, и от того, и от того — не убудет. И моей сестре точно не повредит.
Эдит вскинула голову, посмотрев на меня как-то странно.
— А ведь ваша правда, миледи, — произнесла она медленно. — Что плохого, если ваша сестричка примерит его? Я просто волновалась…
— О чем? — спросила я, подходя к столу и разламывая булочку. — Чтобы цепочка не порвалась?
Я смотрела женщине в лицо, ожидая не известно чего — может, что глаза ее вспыхнут красными огнями. Может — что она оскалит зубы, показав мне клыки.
Но Эдит вздохнула и покачала головой:
— Вот этого и боюсь. Вчера вы цепочку порвали, а сегодня не поцарапали бы камни. Что тогда скажете милорду Чедфлеру? Что недостаточно ценили его подарок?
— Но цепочка целая, — возразила я.
— Само собой, целая, — сдержанно усмехнулась камеристка. — Я утром сразу сбегала к вашему ювелиру, он все запаял, выпрямил и отполировал — даже заметить нельзя, где разъем был. Какие-то странные вы с утра разговоры ведете, миледи. Садитесь, лучше, за стол, пока булочки не остыли.
Каждому неприятно лишний раз убедиться в собственной глупости. Я села за стол, стараясь сохранить остатки достоинства, но мне всё чудилась насмешка, пока Эдит расстилала передо мной льняную салфетку, наливала в кружку молоко и пододвигала блюдце со сладким сливочным маслом.
Стелла сняла ожерелье, с сожалением и завистью положила его обратно в футляр и присоединилась ко мне за трапезой.
Глава 10.
Дорога в замок Цветов
Утро отъезда в Баллиштейн выдалось промозглым и серым. Я сидела в новой карете, обитой изнутри шкурами, на мягком сидении, на котором можно было вытянуться в полный рост. Под ногами стояла жаровня, и служанки во главе с Эдит следили за мной во все глаза — не надо ли подать платочек, подкинуть щепок в жаровню, поправить полы плаща.
Последние напутствия отца, решившего разыгрывать из себя любящего папочку, фальшивые слезы мачехи, искренние слезы Стеллы — и вот уже замок Санлис исчезает за старыми ветлами. Дворовые мальчишки, бежавшие за каретой до Большой дороги, постепенно отстали, и их веселые голоса затихли за поворотом.
Служанки вскоре задремали, посапывая короткими вздернутыми носами, а мне не спалось. И вовсе не из-за неудобства путешествия. Наоборот, я никогда не ездила в такой красивой и удобной карете, и мягкие подушки, разбросанные по сиденью, смягчали тряску.
Можно было свернуться клубочком и уснуть, но я уныло прислушивалась к дыханию спящих служанок и к шороху дождя по крыше кареты. Холодно не было — я закуталась в плащ, поджав ноги, и жаровня давала достаточно тепла. Время от времени я выглядывала в щелочку между занавесями и неизменно видела гордый профиль Рэндела, который ехал возле моей кареты.
С самого дня венчания он не заговаривал со мной и даже не подходил. Я видела его только издали, и всякий раз краснела до ушей, вспоминая, как умильно смотрела на него у алтаря, а потом еще сама полезла целоваться. Такое идиотское поведение можно было объяснить лишь сумасшествием, и я вполне себе признала, что тогда, в церкви, у меня было кратковременное помешательство.
Иногда рядом с Рэнделом оказывался Эрик. Он поглядывал по сторонам, хмуря брови и не спуская ладонь с рукояти меча — словно готовился отразить неожиданное нападение.
Я усмехнулась. После последнего нашего разговора, когда он собрался помогать мне с побегом, Эрик тоже не заговаривал со мной и близко не подходил. Но я была уверена, что причиной этому было вовсе не его желание.
Конечно, ехать в карете и смотреть на красивых мужественных рыцарей было куда интереснее, чем развлекать дома Ольрун и Стеллу, но и приятной эту поездку назвать не поворачивался язык.
Когда я выглядывала в щелочку с другой стороны, то видела сэра Раскела. Но на него мне смотреть не хотелось. Я не могла отделаться от чувства неприязни к нему. Его пронзительный и подозрительный взгляд тревожил, и я сразу начинала думать, что ожидает меня в землях мужа, а это лишало покоя. Я гадала, что ждет меня в Баллиштейне, в замке Флёр, где меня дожидался таинственный муж — король, чудовище или не чудовище… Я не знала кому верить, и не знала, правильный ли сделала выбор, отправившись на север, а не на юг, где находились главные монастыри страны и орден инквизиции. Но выбор был сделан, и карета все дальше увозила меня от границ Санлиса.
На третий день путешествия караван свернул с Большой дороги. Я приоткрыла дверцу кареты и завертела головой, пытаясь понять причину.
Эрик немедленно подъехал, чтобы узнать, не нужно ли остановиться, и сэр Рэндел тут же повернул коня — похоже, он не желал оставлять Эрика наедине со мной. Следом за ним подтянулся и Раскел, хотя его точно не звали.
— Почему мы свернули? — резко спросила я.
— Здесь путь короче, — ответил сэр Раскел за всех троих. Он даже не моргнул глазом, но мои подозрения возросли стократно.
— Но и дорога хуже, — заметила я. — Смотрите — ухабы и рытвины. К концу путешествия от кареты ничего не останется.
— Пусть вас это не беспокоит, миледи, — ответил Раскел, поджимая губы. — У вашего мужа не одна карета.
Я вспыхнула, усмотрев в этом намек, что за мной не дали приданого, но постаралась не подать вида, как меня уязвили подобные слова, и холодно спросила:
— Может, вы и королеву замените, если она не выдержит такого мучительного пути?
