— Что же вы наделали! — запричитала она. — Это же венчальный подарок!
Но я уже вылезала из ванны, едва держась на ногах. На меня навалилась такая слабость, будто я ночь напролет выплясывала вольту. Странно, но в голове билась одна лишь мысль: «Бежать! Бежать! Немедленно!».
Только бежать не было никаких сил.
Служанки едва успели завернуть меня в простынь, когда я доплелась до кровати, упав поперек, и провалилась в сон в то же мгновение.
Мне ничего не снилось — я как провалилась в черную яму без дна, а когда открыла глаза — солнце уже во всю лилось в окно.
Моих камеристок в комнате не было, зато в кресле, поджав ноги, сидела Стелла и читала одну из подаренных северным королем книг.
— Ты проснулась? — рассеянно спросила она, переворачивая страницу. — Как себя чувствуешь? Вчера ты показалась мне больной.
— Мне лучше, — сказала я, и в самом деле чувствуя себя как после долгой болезни, и с крехтеньем вылезая из кровати.
Пока я умывалась и приводила себя в порядок после сна, Стелла читала с увлечением, позабыв обо мне.
— Скажи-ка, — отвлекла я ее от никчемного на мой взгляд занятия, — что тебе известно о Норсдейле и его короле? Наверняка, вы с Ольрун что-то учили про него на уроках истории и геральдики?
— Норсдейл? Раньше там были земли герцога Мерсингтонского, — с готовностью отозвалась Стелла.
В который раз я удивилась, как в ее пустой голове умещается столько книжных знаний. Сама я знала только
«Большую энциклопедию этикета», и то не всю, а лишь те главы, которые вслух учили мои сестры.
— Герцог не оставил детей мужеского пола, и Мерсингтон отошел верному соратнику деда нашего короля — графу Баллиштейну, — продолжала Стелла. — Потом и род графа пресекся, и король передал земли графу Вульфу Сомарецу. Граф Вульф женился на сестре короля, и с тех пор Баллиштейн стал королевством, так это название и прижилось. Баллиштейн граничит с нами на севере, поэтому мы зовем его Норсдейлом — Северной страной. Лорд Вульф погиб, и трон наследовал его малолетний сын Хенгист. Он женился на дочери графа Базиля Оркней. Но вот об их сыне мне ничего не известно. Я читала об этом в «Мировых анналах» Герберта, а он, как тебе известно, умер тридцать лет назад. А этот молодой сэр… я не запомнила его имя… он сказал, что твоему мужу двадцать пять.
Меня всегда поражала способность сестры помнить дела седой старины, но совершенно не помнить имен окружающих.
Услышанное не прибавило мне радости. И вправду, какое-то темное место, этот Мерсингтон-Баллиштейн, где короли меняются, как перчатки в дождливую погоду. И этот король, мой муж, вовсе и не король крови. Король по деду! Вот так удивление.
Род Санлис насчитывал сорок восемь поколений и по праву считался одним из древнейших. А тут — всего-то внук оказался на троне…
Я тряхнула головой, чтобы прогнать дурную сонливость и дурные мысли и спросила у сестры:
— А где служанки?
— Две — там, — Стелла указала точеным пальчиком в сторону смежной комнаты, — а старшая — которая ростом с нашего сэра Гвибальда, ушла. Ее вызвал бородатый сэр.
— Это к лучшему, — зевнула я. — Видеть сейчас никого не хочу. У меня такое чувство, будто я вчера десять миль пробежала, и всё — не останавливаясь.
— Кирия, — сестра заложила пальцем страницу и посмотрела на меня просительно. — Дай померить ожерелье? Ты ведь уже надевала его, теперь можно и мне…
— Какое ожерелье? — ворчливо отозвалась я и осеклась. Ожерелье…
Я вспомнила о нем только сейчас. Венчальный подарок… порванная цепочка… А вместе с этим пришли и другие воспоминания, и мне стало жарко, как будто меня уже отправили на костер инквизиции. Что я вытворяла вчера на венчании?!.
— Я порвала его вчера.
— Как ты умудрилась его порвать — спросила Стелла, невинно тараща на меня глаза. — Там цепь толщиной с мизинец!
— Как-то так получилось, — пробормотала я, воскрешая в памяти, как я гладила сэра Эдэйла по руке, как влюблено смотрела на него и как… страстно целовалась с ним перед алтарем, когда меня, вообще-то, выдавали замуж за другого.
Я больно укололась об иглу, и боль немедленно отрезвила меня. Красная капелька крови на кончике пальца набухла и блеснула, как рубины в моем ожерелье.
Ф-фу! Так и спятить недолго!
Отбросив вышивание, я встала и подошла к умывальному столику, чтобы ополоснуть руку. Я отвлеклась совсем ненадолго, а когда обернулась — моя сестра уже вертелась перед зеркалом, нацепив на себя ожерелье с целой цепочкой.
— Ну зачем ты врешь, Кирия? — надула губы Стелла, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтобы полюбоваться, как играют камни. — Ничего оно не порвано. Как? Мне идет?
— Идет, — ответила я, настороженно наблюдая за ней.
Что-то странное творилось вчера со мной, а сейчас я почувствовала холодок вдоль спины — как будто что-то (или кто-то?) предупреждал меня об опасности.
— Скажи-ка, — я подошла к Стелле, которая оттягивала ворот платья, чтобы посмотреть, как камни смотрятся на коже, — тебе не горячо от него? — я небрежно кивнула на ожерелье.
— Горячо? — сестра округлила глаза и пухлые губы. — Совсем нет. С чего бы было горячо?
Но я помнила, как золото прижгло мне ключицы! Или, может, это было потому, что я забралась в горячую ванну?..
— Кстати, что с Ольрун? — спросила я.
Разумеется, меня мало интересовала дурочка Ольрун, устроившая такое представление в церкви, но спрашивать Стеллу напрямик: «Что ты думаешь о моем вчерашнем поведении? Тебе не кажется, что я чуток спятила?» — было бы невероятной глупостью, поэтому я начала издалека, продолжая внимательно разглядывать сестру. А еще больше — это кровавое ожерелье, что она нацепила себе на шею.
Цепочка и в самом деле была толстой — разве ее можно легко порвать? Так легко, как я сделала это вчера?.. У меня никогда не было золотых цепочек, поэтому я понятия не имела, насколько легко они рвутся.
— Мама заперла ее, — пожала плечами Ольрун. — Она как взбесилась… Я ночевала у мамы в комнате.
— Бедняжка Ольрун, — притворно вздохнула я, — ей так хотелось замуж?
— Не то слово.
— Она вчера как с ума сошла…
— Вы обе вчера как с ума сошли, — хихикнула Стелла. — Похоже, тебе тоже очень хотелось замуж. Папа даже хвалил тебя, когда разговаривал с мамой.
— Хвалил? — переспросила я, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, а камни горели все ярче, отражая солнечный свет.
— Сказал, что поговорил с тобой со всей строгостью — и ты сразу стала милой и послушной, как и положено благородной девушке.
— Несомненно, это целиком и полностью его заслуга, — пробормотала я, а потом сказала громко и четко: — Подари мне шпильку, которую купил тебе папа.